Колхозное строительство 3

Ещё пять лет пронеслось, словно день малый. Закрыл глаза — осень, открыл — уже весна. Опять воробьёв караулит рыжуха деда Еремея. Плох совсем сосед. Вот выполз на завалинку, подставил солнцу лицо с блёклыми слезящимися глазами. Раскурил козью ножку. Вдохнул ядрёного самосада, заперхал. Прокашлялся, сплюнул слюну с кровью и снова вдохнул дыму. И по новой.

Ванька вытянулся в высокого и плотного парубка. Пятнадцатый год Жукову пошёл. Уже и сапоги себе приобрёл, рубаху кумачовую. Чуб отрастил. Жених. Вон девчонки с матерями заходят в лавку башмачки померять и косятся на видного помощника приказчика. И не Ванька он теперь. Крестьянское имечко. Другое себе выбрал Жуков, когда метрику справляли. Взял новое имя Георгий, в честь мастера, который батьку пацанёнку заменил.

Отчество же своего Георгий не знал. Мать-то Пелагеей кликали. А батьку? Отец Парамон посоветовал дедовское отчество взять. В честь Константина Макарыча. Так и стал Ванька Жуков. Георгием Константиновичем Жуковым. Будущим маршалом Победы.

Но это уже совсем другая история.

— Нда, — жена Лия отложила листок, — Ты не попаданец Петя, ты и правда — инопланетянин.

— Написал? — из детской выскочила Татьяна.

— Обещал ведь.

— Про Ваньку?

— И про Ваньку тоже.

Глава 28

Что надо сделать, если вам навстречу бежит окровавленный негр? Перезарядить.

Что вы скажете, увидев негра, по шею закатанного в бетон? Бетона не хватило. (Я не расист. Просто смешно.)

— Поезд Хельсинки-Ленинград прибывает к первому перрону, — ещё бы международный поезд прибывал к девятому.

— Пётр Миронович, хватит тебе метаться. Все живы, здоровы. Мне ваш Пётр Михайлович Суббота звонил, по старой памяти. Все долетели без приключений. Сели в поезд. Вот сейчас двери откроют, и сам убедишься, — успокаивала Фурцева. Кого? Себя, прежде всего.

Тишков, ещё когда соглашался на эти неподготовленные гастроли, то предчувствовал, что этот экспромт добром не кончится. Был ведь план покорения Англии и Америки. Европа не в счёт. Там в смысле музыки неандертальцы живут. Разве что французы в каменный век просочились. А тут рывок. Потом чуть успокоился. Газеты эти, будь они неладны, притупили чувство опасности. Как же, рыцари в светлых одеждах несут в массы (американские) любовь к СССР.

В Нью-Йорке уже звякнул последний звоночек. Потасовки переросли в межрасовые. Нужно было прекращать гастроли. Остановил Громыко.

— Никто ещё для пропоганды нашего строя больше не сделал. Обязательно нужно закончить в Вашингтоне.

Закончили! Нет, не правильное слово. Покончили! Ближе. Сплясали на могиле империализма. Вставили своё «ля» в Реквием.

— Екатерина Алексевна, точно пятый вагон. Какие-то бабки выходят.

— Товарищ Тишков! Успокойтесь! Говорю же, все живы здоровы.

— Бл…дь! — из двери вагона выскочила Маша-Вика с огромным синяком под глазом. Это не Пётр сматерился — Великая. Оба. Хором.

Заключительный концерт давали на стадионе «Гриффит». Бейсбольном стадионе. Новенький стадион уже отметился скандалом. Игра 1963 года между школой Сент-Джонс, преимущественно белой школой на Северо-Западе округа Колумбия, и Восточной, школой с преобладанием чернокожих, всего в нескольких кварталах от стадиона, закончилась бунтом на расовой почве всего через три дня после похорон президента Кеннеди.

Снаряд обязательно попадёт в ту же воронку. Это не про пушку «Берта». Там рассеивание, поправки на деривацию, увеличение канала ствола после каждого выстрела, да ветер порывистый, наконец. Нет. Это про жизнь.

Концерт уже подходил к концу. Вика по просьбе зрителей пела с Сирозеевым и Богатиковым нетленку группы «Ногу Свело» «Мамбуру». Вот и поклоны и овации. И тут на сцену выбегает здоровущий негр, вырывает у девочки микрофон и отталкивает её. Сто килограммов негра и пушинка Маша-Вика. Девочка летит по сцене и ударяется о стоящие высоким столбиком колонки. Те падают и хоронят под собой малявку. К придурку кидается смелый человек и очень хороший певец Богатиков, но улетает следом. Горилла чего-то орёт в микрофон, но тут на сцену забегают копы, прозевавшие его прорыв. Так-то оцепление было на уровне. Не первый концерт, и последствия органы правопорядка предчувствовали. Билетов продали с избытком, на 45 тысячный стадион набилось ни как не меньше 60 тысяч человек.

И негров было большинство. С кидателем девочек справились, вырвали микрофон, повалили на сцену и стали охаживать дубинками. Стадион замолк на мгновение. На беду полиции, микрофон упал в непосредственной близости от действа и транслировал на все 60 тысяч про чёрных ….. Не будем уподобляться.

Неудачный удар дубинки проломил височную кость. Дебил помер. Дебилизм продолжился.

— Майк, посмотри да он мёртв. Мы его убили. Пи. дец черно. пому!

Всё.

Восемьдесят семь трупов. Из них пятеро полицейские. Надо всё же сказать спасибо копам. Они ценой здоровья и жизни вывели артистов и отвезли их в гостиницу, а оттуда в посольство СССР.