В больших роговых очках, выше среднего роста. Недавно исполнилось шестьдесят лет. Что привело? Семичастный встал, протянул руку, здороваясь.
— Володя, я прямо скажу, уж не обижайся на старика, — Устинов сел напротив Председателя КГБ и, сняв очки, стал их протирать платком, — Тебе не кажется, что Тишков больно много власти стал забирать?
— Да почему «кажется»? Я это точно знаю, — Семичастный напрягся. С интересного вопроса беседа началась.
— И что, у тебя ничего на выскочку этого нет? Сегодня у меня командует, вчера у Гречко. Лёня его слушается. Так пойдёт — Брежнев его в Политбюро предложит ввести, своим преемником назначит.
Занесли чай с сушками. Семичастный раздавил одну в руке, откусил, сделал глоток крепкого чая, а потом, мотнув головой, сказал:
— Почему нет? Полно на него материала, там только по его деятельности за границей на высшую меру тянет. И что? Подавал я докладную Леониду Ильичу. Знаете, что он мне сказал?
— Откуда же. Поделишься? — Устинов тоже взял сушку, но, вспомнив о больном зубе, положил её на место.
— Сказал, чтобы я не лез, куда меня не просят. Ещё и про диссидентов напомнил. Мол, вон, залезли с Фурцевой в это осиное гнездо, разворошили всё, а справиться не смогли — а Пётр за полгода, пока министром культуры был, их всех успокоил. Занимайся, мол, шпионами, да найди, наконец, кто Суслова убил — под конец даже кричал.
— Вот и я про что. В любимчики этот Петро вылез, уже и Лёней командует. Нельзя этого допустить. Ищи что поинтереснее денег. Настоящее преступление ищи! Слежку установи. Я тоже с товарищами поговорю. Пельше на него небольшой зуб имеет. Шелепина подключим. Щербицкий им недоволен. Нужно всем вместе дудеть Лёне в уши. Что скажешь?
А что сказать? Семичастному появившийся из ниоткуда Петро тоже не нравился. Больно умный — и всё у него получается, аж завидно. Чёрной завистью! У самого-то — прокол за проколом.
— Понял вас, Дмитрий Фёдорович. Установим круглосуточное наблюдение.
Вот только что потом? — это не вслух. Себе.
— Пётр, — Брежнев встал с кресла, откинув шерстяной плед, — Проходи. Ко мне не подходи, а то заражу. Опять ведь простыл. Летом.
— Вот, Леонид Ильич, а я вам тех же лекарств медовых принёс — помогло же тогда.
— Спасибо, Петро, привык уже к воску твоему. Тут узнали некоторые, что я его жую, и тоже принесли. Попробовал — не то, вкус другой. Почему?
— Я не великий специалист, Леонид Ильич. В Краснотурьинске ульи ставят в коллективных садах, там женщины сотни всяких разных цветов выращивают. Вот, может, из-за сочетания всех этих цветочков такой мёд и получается.
— Наверное. Пётр, я тебя позвал вот по какому делу. Завтра с Кубы вылетает самолёт с Че Геварой, твоим де Сиком и фашистом Барбье. Там, конечно, ещё другие люди будут, но их потом наградим. А вот этих троих — я с товарищами переговорил — мы сразу в другой самолёт, и во Францию отправим. Как думаешь, что можно с де Голля попросить за такую рыбину?
— Леонид Ильич, а можно спросить сначала? — помотал головой Тишков.
— Конечно, я тебя и позвал посоветоваться. Ты лучше всех этого генерала знаешь, — Брежнев зачерпнул ложечкой воск и принялся жевать, чуть не чавкая.
— Кто вам посоветовал за Барбье чего-то требовать с французов?
— А что не так? Мы же в эту операцию столько денег вбухали! Ты ведь сценарий писал, сам должен знать, — насупился Генсек.
— Конечно, если мы чего-нибудь попросим взамен, то де Голль с Помпиду в разумных пределах дадут — только будут считать нас нищими попрошайками и относиться соответственно. Клауса Барбье нужно подарить безо всяких условий.
— Зачем тогда было огород городить? — Брежнев по-прежнему хмурился.
— Я на сто процентов уверен, что Де Голль сам предложит нам ответный подарок. Только он капиталист, и подарок будет выгодным для него.
— Мне иногда с тобой, Пётр Миронович, неудобно разговаривать. Дурачком себя чувствую. Поясни, — Брежнев выплюнул в камин воск и потянулся за сигаретой.
— Да просто всё. Маркс всё в «Капитале» разжевал.
— Маркс?
— Давайте возьмём для примера итальянцев. Они построят нам ВАЗ. Для нас это прорыв: во-первых, мы пробились сквозь санкции США, а во-вторых, завод и вправду хорош. Будем и для себя делать недорогие, качественные автомобили, и за границу продавать. А только итальянцам он выгоднее, чем нам. Они создадут у себя рабочие места, продадут нам железо, резину, пластмассу и технологии. Всё это производят люди, и им заплатят за труд. И при этом платить будем мы, да ещё и проценты по кредиту отстёгивать. То есть мы будем развивать их экономику, да ещё и с радостью платить за это.
— Допустим. И при чём здесь Барбье?
— Уверен, что де Голль предложит нам за Барбье кредит.
— Сволочь он, де Голль твой, — Брежнев не закурил, помял сигарету, сломал и отправил в Париж.