— Лучше. Итак. Дело в том, что саранча сначала не имеет крыльев и отъедается до взрослого состояния строго по месту рождения. Прикончив всё что только можно, стая встаёт на крыло и летит в ту сторону, где виднеется что-то зелёное. Никакие яды, хищники, болезни и погодные условия не способны остановить такую армаду. Но мы с вами, хитрые дети Востока, попробуем безотказный способ… С помощью малой авиации Гагарина учёные будут внимательно наблюдать за состоянием насекомых и ждать момента окрыления вредителей. Как только саранча начинает подниматься в воздух, на перехват посылаем… сверхзвуковой истребитель с ближайшего аэродрома ВВС. Нет, не разбрызгивать ДДТ и не бросать бомбы с напалмом! Он просто-напросто перейдёт звуковой барьер в момент пролёта над стаей. Мощным акустическим ударом саранче переломает крылья, и она попадает назад. Не в силах перемещаться на большие расстояния, сама передохнет от голода. Всё — не травим природу, а удобряем. Тонны саранчи на следующий год перегниют и удобрят почву. Ни навоза не надо, ни удобрений.
— Фантастика какая-то! — чуть не хором.
— Увидите, господа Фомы неверующие. Обещаю покончить с вашей мелкой проблемкой. Теперь давайте вернёмся к моим крупным. Канал…
P.S. Вот опять ни комментариев, ни сердечек. Обидно.
Глава 13
Событие двадцать восьмое
— Ваша фамилия?
— Ослик.
— Хм, не повезло вам с фамилией… а инициалы?
— И.А.
— Ну, ну, не отчаивайтесь. У румын в сборной по футболу так вообще играет защитник Взад Стамэску.
У Петра зазвонил телефон. Кто говорит?
Никто и не говорил. Рычали, сипели, визжали. Неужели это один человек? Группу Motörhead прислали? Аж зубы заломили! Нет, эти ребята ещё дети, не они.
— Сволочь ты, Тишков!!! Ты что же это тут творишь? Как чувствовала, что ты меня в конце концов угробишь! Знала, что ты капиталист и эксплуататор! Но чтоб такого…
— Катерин Алексеевна, успокойтесь, глубоко вдохните и выдохните, и так десять раз подряд, — трубка булькнула, потом послушно попыхтела. — Теперь говорите.
— Ты… ты фашистов недобитых тут развёл! Ты знаешь вообще, что… я с утра на работу… первый день… только пальто сняла, а секретарь мне сразу же — к вам Геринг!
— Какой Геринг? — Пётр обрадовался. Приехал-таки. Упирался.
— Такой… Геринг! Большой! Толстый! А зло-ой! Я велела, чтоб в приёмной подождал, а сама дверь приоткрыла, посмотрела, — настоящий Геринг, живой!!! Милицию мне сюда, быстро!
— Так, товарищ второй секретарь ЦК. Ты про Геринга что знаешь?
— Ну… фашист он! Правая рука Гитлера! Я хронику видела, он там все с дубинкой такой ходил разукрашенной — колотил ей всех, наверное! Фашист же!
— А сколько ж ему сейчас должно быть лет?
— Да откуда я знаю?! Что я, справочная?! Я знаю, что мне — пятьдесят семь, и вот столько же мне и в свидетельство о смерти и запишут, если ты сейчас же что-нибудь не сделаешь!
— Катерина Лексевна, вы ещё разок рискните на него посмотреть. Тому Герингу, когда в сорок пятом яду наелся, пятьдесят два было. Проверьте — тянет этот на семьдесят пять?
В трубке посопело, потом брякнуло. Через пару минут голос Фурцевой вернулся, чуть повеселевший.
— Нет, этому и сорока нет, молодой ещё. Но я его все равно боюсь! У него такая рожа, будто тоже всех тут палкой отлупить хочет!
— Это потому, что я ему четыре дня подряд голову компостировал, уговаривал министром сельского хозяйства немецкой республики стать. А он не соглашался — я, говорит, в своём колхозе нужнее. Еле с ним справился. Идите уже, познакомьтесь — скажите: здравствуйте, мол, Яков Германович.
— Германович?!! Так он… сын? Мать твою!
— Ни малейшего отношения не имеет. Наш, советский человек. Герой Социалистического Труда. Правда, прикол один есть.
— Чего у него есть? — опять голос зазвенел.
— Смешной случай в его биографии есть.
— Ну, давай посмеёмся, — рычит.
— Он родился в Люксембурге.
— Б…дь! Точно сын тогда.
— Это город в Грузии, названный в честь Розы Люксембург. Сейчас называется Болниси. Вы вообще его дело личное читали? Он коммунист, между прочим.
Трубка опять булькнула и посопела. Тишков отчётливо представил, как глаза Фурцевой мечут в него огненные серпы с молотами.
— Ты, Пётр Миронович, предупредить не мог? Не знал, на каких я нервах целый месяц? Чуть не уморил старуху, паршивец!
— Ну что вы такое говорите! Какая же вы старуха, баба Катя? Вы у нас ещё и замуж тут выйдете, на целине мужчины хоть куда — знай выбирай! Про Фирюбина-то вашего знаем, тот ещё муж, объелся груш. Как не в загранке, так на даче, с гоголевской вдовой через забор перемигивается. Только, пожалуйста, сразу на бумажку выпишите фамилии, которые вам не нравятся — с такими знакомить не буду. Гитлеров у вас там, слава богу, нет — да это и не фамилия. Зато есть целая куча Мюллеров с Розенбергами — и, кажется, даже один Манштейн где-то под Кустанаем был. Гессов как грязи. Гиммлеры есть. Но ведь и Марксы встречаются. Нескучно вам будет. Кстати, вы знаете девичью фамилию матери Ленина?
— Говори. Добей.
— Бланк. Я к вам с такой фамилией на днях режиссёра отправлю. Будет снимать первый фильм немецкой республики.
— У нас в Павлодаре?