Колхозное строительство 6

— Есть ещё Фаваз Груози, — пискнули советники по национальной безо… Просто советники.

— Фаваз? Этот должен быть наш — тащите скорее сюда.

— Беллиссимо! — вскричал Фаваз.

— Это никогда не кончится, — повесил голову царь иудейский.

— Не беспокойтесь, ваше величество. И это пройдёт. — Сказали хором.

— Да? Вот это и выгравируйте на кольце.

Правду ведь сказали. Прошёл 1968 год. Вот, ёлку поставили. Игрушки с гирляндами надели. Праздник. Всем семейством собрались, наконец. Цинев дал добро на воссоединение семьи. Нет, не поймали.

— И чего тогда? Под пули? — удивился Пётр звонку.

— Ну, непростое это мероприятие.

— А Кунаев?

— Практически нашли, исполнителя убили свои. След ведёт в Штаты.

— Зачем?

— Преждевременно…

— Ну, спасибо и на этом.

Речь по телевизору никто не говорил. Не вошло ещё в моду. Вот часы показали. Бахнули шампанским. Даже пигалицам налили. Ещё не вернулась традиция с укладыванием подарков под ёлку — так подарили. Детям с Парижу Бик прислал настоящие коньки-фигурки. Белые. Жене Пётр заказал у него же сумочку от Сваровски. Кучу денег вбухал — и ведь ни грамма драгметаллов. Вот как надо уметь! Из стекла — дорогущие шедевры. Самому Петру свитер достался. Холодно в квартире. Поставили обогреватели, но при этом воздух стал пахнуть окалиной — противно.

Дом-терем почти построили. Идут внутренние работы, делают тёплые полы. Оббивают дощечкой из липы стены. Полы сделали из остатков тех морёных дубов, что вылавливали по рекам Западной Украины вояки. Получается красиво. Осталось только дожить. Через неделю обещают.

Произошли два события, которые в Реальной Истории не случились. Всё, разошлись дорожки! Одно событие, точнее, наоборот, не случилось. Американцы не запустили «Аполлон-8». Пётр кучу причин нашёл. Какая правильная? Туман войны! Могли из-за беспорядков. Почти подавили. Так, ещё вспыхивает местами — но там легко справляются. Армия поняла, что это война, и от дубинок перешла к пулемётам и танкам. Сразу «пантерам» поплохело. Победа Пиррова — Нью-Йорк в руинах, и почти весь выгорел. Ещё несколько промышленных городов сильно пострадали.

Наведут порядок. Отстроят. Америка! И, может, одумаются — бросят кормить бесплатно афроамериканцев, а работать заставят. Лифты им социальные построят. Их дело. Союз от этой войны выиграл, и немало. Чуть позже об этом.

Второе событие. Тут Пётр себя даже виноватым считал, хотя пошло СССР опять-таки на пользу. В Румынии какой-то цыган застрелил Николае Чаушеску. Политическая полиция безопасности, «Секуритате», проморгала. Дак ведь и не в политике дело — просто Генеральный секретарь ЦК Румынской коммунистической партии решил заняться перевоспитанием цыган. Несколько человек, оказавших сопротивление при водворении их в фильтрационные лагеря, были убиты — вот отец одного из погибших и решил отомстить. Достал ТТ из заначки, да и грохнул Председателя Государственного Совета Социалистической Республики Румыния при посещении тем православной Нямецкой лавры, вблизи города Тыргу-Нямц, в четырёхстах километрах к северу от Бухареста. Там и отпели.

В Румынии взбурлили волнения. Точно как и в РИ, всё началось у венгров, в Тимишоаре. Наши войска не ввели. Там и сейчас ещё бабахают. Пусть. Петру даже пришлось срочно в Москву слетать, на экстренное заседание Политбюро. Еле уговорил Гречко не предлагать вводить туда войска — давайте, мол, потерпим и посмотрим, чем закончится. Побеждают-то коммунисты, за них армия. Сожгли Китайское посольство — и это не может не радовать. Потерял Мао оплот в Европе. Ещё бы Албанию от них отколоть.

Кроме политических событий случилось и несколько обыденных, житейских. Одно из них назовут в будущих учебниках истории «Первый философский самолёт».

Пётр, когда попросил Козьмецкого пригласить несколько человек русских, скажем так, инженеров, как-то не подумал о том, что в США есть свои аналоги КГБ — и они бдят за некоторыми подвижниками. Подумали сами подвижники.

Событие тридцать девятое

В самолёте стюардесса спрашивает:

— Нет ли на борту врача?

Один встаёт и идёт в кабину пилота. Через пару минут:

— Нет ли в самолёте лётчика?

Первый «философский самолёт» плюхнулся на полосу аэропорта Алма-Аты неуклюже и грузно, будто он был живым, долетел на последних крохах сил и упал замертво. Спустя некоторое время из дверцы, поддерживая друг друга, полезли древние старики, совершенно измождённые — в чём и душа держится. У одного из-под задравшейся штанины виднелся ножной протез. Его лицо было мокрым — как, впрочем, и лица всех остальных. Другой, немного помоложе остальных пятерых на вид, чуть переведя дух, пошёл вокруг машины, деловито осматривая её на предмет повреждений. Ему был всего лишь пятьдесят один год, и за этот почти недельной длительности перелёт на его долю выпала самая тяжёлая нагрузка — сейчас, с впалыми щеками и спутанными сивыми волосами, он выглядел на все семьдесят.