Колхозное строительство 8 (СИ)

Победивший на выборах 1933 года американский президент Франклин Делано Рузвельт провозгласил «новый курс», суть которого — в государственном регулировании экономики. Бобик сдох. Ну, в смысле, «рынок всё отрегулирует» не получилось. Так вот — одним из главных советников Рузвельта тогда и стал Василий Леонтьев. Он с честью справился с задачей помочь Америке одолеть депрессию, а участие государства в упорядочении стихии рынка с тех пор стало ключевой темой его исследований. Вот так русский Леонтьев и голландец ван Розевелт спасли американские Штаты, вытащили из глубочайшей экономической ямы. При этом Леонтьеву всего-то было тогда двадцать восемь лет — теперь заматерел, стал там «апостолом планирования».

Пётр с товарищем до всей этой войнушки успел переговорить — с точки зрения человека, пожившего при трёх экономических системах. Ну, социализм, дикий капитализм девяностых и государственно-олигархический путинский капитализм с нечеловеческим лицом. Так вот, с такой колокольни — даже удивительно. Чего дифирамбы поют? Так всё и есть, и так всё и должно быть. А вот в те времена, когда деревья были большими — не всё так очевидно.

«Экономика — та же яхта. Пока компаниям не разрешено извлекать прибыли, экономика не развивается, ведь яхта не плывёт, пока нет ветра. Но яхта поплывёт не туда, если правительство не предоставит карту и отвес, не будет вести корабль». Главное — найти эту еле уловимую пропорцию, когда заинтересованность и творчество предпринимателя органично сочетаются с жёсткими рамками государственного контроля. За что Нобелевскую премию дали?

Собрал всю эту увешанную лавровыми венками компанию Пётр для того, чтобы разработать до мельчайших деталей проект «Народные предприятия». Что-то ведь пошло не так в новой России, не получилось с ваучерами. Не надо повторений, когда их можно на бутылку водки поменять! Ваучер должны даже не дома держать — дома только копию. Держать их, как самое ценное имущество, следует в Сберкассе. В специальном несгораемом сейфе.

Пётр даже позволил себе, изображая великого экономиста, попророчествовать на эту тему. Стоит надеяться — не зря. Лучшие мировые экономические мозги собраны в одной комнате и заперты на ключ (шутка), чтобы не отвлекались по мелочам. Ну, типа войнушки.

Должны придумать, как сделать так, чтобы у человека, работающего на заводе, была мечта. Прямо всем мечтам мечта — апофеоз мечт! За многолетний добросовестный труд и за ежемесячные отчисления с зарплаты небольшой доли получить ваучер. ВАУ!!!!

Интермеццо четырнадцатое

Вчера террорист захватил самолёт и потребовал вертолёт.

— Девушка, ваши родители террористы?

— Нет, а что?

— Просто вы — бомба.

Кадри Лехтла лежала на своей кровати в госпитале и занималась своим любимым делом — смотрела в потолок. Провожала взглядом трещинки в побелке до самого угла, а потом назад, до истоков этой полноводной реки. Вчера пришёл человек в полковничьих погонах и, щёлкнув каблуками ботинок, прямо торжественно, вручил Герою Советского Союза майору Кадри Лехтла орден Красной Звезды.

— А как там наши — полковник Игнатьев, ребята? — попыталась она получить информацию у торжественного.

— Извини, майор, но такой информацией не располагаю. Ещё раз поздравляю. До свидания.

Ушёл. Кадри орден достала из коробочки. Тяжёлый! Наград теперь — будто на войне воевала. Ну да, а где она всё время воюет? Война и есть. Разве что о ней по радио и по телевизору не расскажут.

— Кадри! Привет! — на пороге стоял молодой азиат в хорошем, дорогущем, видно, костюме с отливом, прямо как у Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке». Щегольские усики, чёрные очки — каплевидные, не наши. В руках — букет гладиолусов. Любимых цветов девушки.

— Федька!!! Ты где пропадал столько времени?! Исчез — и ни слуху, ни духу.

Попыталась встать. Про ногу забыла, сволокла спицами простыню на пол. Бросились поднимать оба, да лбами впечатались — аж искры из глаз.

— Эй, осторожнее! Мне голову беречь надо, — отпрянул Фахир Бектуров.

— А мне, думаешь, не надо? — Кадри уселась на кровать и протянула руку здороваться, но Федька в неё букет сунул.

— Не пахнут, но красивые, — махнул рукой сержант, видя, что Кадри пытается понюхать цветы.

— А у нас дома в палисаднике один вид чуть-чуть пах. Белые.

Она положила гладиолусы на тумбочку и посмотрела на бывшего снайпера.

— Турнули, — по её взгляду угадал вопрос Бектуров.

— Комиссовали?

— Точно. Говорят, контузия сильная — слух может пропасть, да и по-прежнему голова временами раскалывается.

— Плохо. А чего ты вырядился, как Миронов, и чем вообще занимаешься?

Федька присел на стул рядом с кроватью и оглядел пустую палату. Соседки ушли, вернее ухромали в парк при госпитале — две бабульки, воевали в Великую Отечественную. Санитарками были. Все израненные — но живые и весёлые, болтушки. Кадри за свою не держат. Майор! Начальник!

— Чего рожу загадочную скорчил? — Фахир все осмотрел. Прослушку, что ли искал? Ой, темнит.

— Мне предложили создать группу антитиаритическую… — выдохнул.

— Анти-чего? Кто предложил? Тебе? Сержанту?