Колхозное строительство 8 (СИ)

С этими пока не решили, что делать. Было огромное желание отправить их назад, но Цинев, узнав, попросил оставить — будет кадры себе набирать. Пётру эта идея не понравилась. Как бы с точностью до наоборот не получилось, и среди этих полутора тысяч хуэйев не оказалось человек пятьдесят сотрудниками внешнеполитической и военной разведки Китая «Цин Баобу».

Тишков позвонил насчёт них Косыгину. Замотанный войной премьер завис на минутку — и выдал:

— Отправляй в Омск. Там после твоего изъятия части немцев даже дома пустые остались по деревням. Пусть там оседают. Если по всей области распределить, то быстро русскими станут, — потом опять завис. — Да, Пётр Миронович! Тут мне жалуются на тебя эстонцы — какую-то ахинею несут про геноцид.

— Снимайте с работы жалобщиков — я их предупреждал.

— Может, объяснишь?

— Борюсь с национализмом! — как объяснить про марши эсэсовцев, про геноцид — вот только русского народа? Про «неграждан». Про американские базы.

— Ну, вроде не подводил никогда, хоть и заносит временами. Хорошо. Предупрежу и потребую представить факты. Если не подтвердятся — сниму… ага, по ним вот ещё Цинева докладная есть. Тоже с твоей, поди, подачи.

— Не читал.

— Ну, он предлагает в их КГБ и милицию брать процентов на семьдесят русских или украинцев, а начальников — только русских. Как-то не по ленинскому принципу.

— Да, я с Георгием Карпычем разговаривал. Поверьте, Алексей Николаевич, так будет лучше. Вот кончится вся эта заварушка — и мы с Циневым подъедем, объясним.

— Договорились.

Интермеццо шестнадцатое

Никогда не следует злиться — от этого дрожат руки и сбивается прицел.

Полковник Танирберген Жалмагамбетович Жалмагамбетов, начальник УКГБ Алма-Атинской области, слушал на выездной коллегии в кабинете начальника городского управления КГБ города Чимкента доклады начальников отделов — и закипал. В милиции поняли распоряжение Тишкова по-своему. На Чимкентском химико-фармацевтическим заводе № 1 имени Феликса Эдмундовича Дзержинского вообще полностью устранились от расследования. Хотя ведь местным операм тут все карты в руки — нет, надулись и ушли в подполье. Сами же работники местных отделений КГБ и подключённые люди из шестого и седьмого управлений зашли в тупик. Выловили кучу распространителей наркотиков, и даже одного довольно крупного дилера повязали, но пропавший на заводе морфий — девять шестикилограммовых банок — канул бесследно. Хоть на самом деле выписывай из Москвы специалистов с «сывороткой правды». Не пойдут на это из-за такой ерунды! Не шпионы же, и не государственные преступники — всего-то, что морфий умыкнули. Какие-то дурачки местные, которые теперь даже, наверное, и не представляют, что с ним дальше делать.

Совещание уже подходило к концу, когда в дверь постучали, и лейтенант из молодых — полковник его и видел всего пару раз — вошёл и доложил: привезли из вытрезвителя человека, который говорит, что знает, где морфий.

— Ну вот! Мы тут милиционеров ругаем, а они нам дело раскрыли, — хмыкнул начальник УКГБ Алма-Атинской области, — Заводите.

— Мне Мироныч деньжищи обещал, — выдохнул одетый в вылинялые серо-чёрные спортивки с жутко отвисшими коленами кудлатый индивид в галошах и пограничной фуражке со сломанным козырьком.

Второго такого ещё и найти по всей республике не получится. Фрукт.

— Тебя как звать, голубь? — решил не орать полковник. Чего орать на пьяного? Кому поможет?

— Василий Иваныч! Я… мы… чтоб вас, — он пошатнулся. — Пить хочу.

— Как Чапаев? — хихикнул сидевший напротив начальника подполковник.

— Да! Мы, Чадовы — как Чапаевы. Тоже с Урал-реки.

— Василий Иванович, а за что вам Пётр Миронович деньжищи должен? — стоящий за спиной голубя лейтенант встряхнул его.

— Так я хочу дядьку своего, су… сук… ку, заложить. Воды дайте, — Василий Иванович огляделся в поисках графина. Везде ведь в кабинетах стоят — был и тут. Чешского стекла, хрустальный и красивый, с шестью, под сервиз, стаканами.

Разбил. Выпил, стал отдавать — разбил. Полковник Жалмагамбетов прикрыл глаза, чтобы всё-таки не заорать.

— Так что дядька?

— Уволил, сволочь. Ну, проспал пару раз — что, один я такой на всём свете?! Увольнять сразу! На поруки возьмите. Пропесочьте. А тут бац — под зад коленом. Сволочь! Он это морфий тяпнул. С Игорьком Трифоновым и Кайратом Жирным. Не помню фамилию — на «жир» как-то, вот все Жирным и зовут.

— Фамилия дядьки? — неужели вот так просто, такое дело? Это как бы и не генеральский чин.

— Сказал же — Чадовы мы.

— Иннокентий Семёнович Чадов, замдиректора по производству?

— Он, сволочь брюхатая.

— Игорь Степанович Трифонов — мастер заготовительного цеха?

— Тоже брюхан. Ещё червонец с меня трясёт… Стойте, а деньги-то Мироныч точно даст?

— Пропьёшь ведь…

— А не твоё, полкан, дело. Заработал — давай! Или себе заберёте? Так я до Мироныча дойду…

— Успокойтесь, Василий Иванович. Получите свои деньги. У вас жена, дети?

— Нинка-то? Ну, как брюханы меня турнули, она с пацаном к матери ушла… Теперь вернётся. Пять тыщ. Это же каки деньжищи! Не обманет, говоришь, Мироныч?

— Василий Иванович, а где сейчас морфий?