– Не все ведь разоружатся – придётся и пострелять. Там, в Вашингтоне, сейчас какой-то истерик в Белом доме. Может, ему и не дадут шарахнуть по вам и по нам ядерными ракетами – но хорошим такое противостояние точно кончиться не может, – Косыгин отодвинул бумагу. – Других предложений нет? Подсыпать, например, им в еду снотворное со слабительным одновременно. Шучу.
– А пятьдесят тысяч французов? – сник Вилли.
– Де Голль, конечно, насолить американцам готов любым способом – но на такое не пойдёт. Да его и военные не поддержат. Нет… нужен ход конём. Нету у вас, Пётр Миронович?
– Сам бы слабительное предложил. Во все продукты, и в воду.
– Ну и как это на общую обстановку повлияет? Да и всплывёт же потом. Шуму будет! Нет, так нельзя.
– Криптоновый лазер! – подскочил Пётр.
– Что?
– Что?!
– Нужно объявить: если не сдадутся, то будет применён криптоновый лазер. Вспомните шумиху в газетах после Даманского, – Пётр сел и поправил галстук. Герру не обязательно знать, что это блеф.
– У вас на самом деле есть это оружие? – побледнел будущий канцлер.
– Сожгли же китайцев на Даманском и у озера Жаланашколь, – подыграл Алексей Николаевич.
– Это аргумент. Если ещё и рядом с базой продемонстрировать…
– Сожжём ведь немецкую землю до самого ядра планеты, – усмехнулся Косыгин.
– Правда?!!! – выпучил глаза Вилли.
– Нет, тонким лучом пройдём.
– Тогда ладно.
– Ну что ж, дорогой будущий Канцлер… а теперь давайте торговаться.
Глава 14
Интермеццо одиннадцатое
Пассажиры в самолёте так дружно хлопали, что пилот ещё дважды сажал авиалайнер на бис.
– Ты боишься летать самолётом?
– Я в принципе боюсь летать, но самолётом – ещё терпимо.
Керту чувствовала себя паршиво. Во-первых, у неё начались эти самые дни – а во-вторых, этот отеческий тон русского посла в США… Анатолий Фёдорович Добрынин – нестарый ещё, импозантный высокий мужчина, лишь чуть ниже самой Керту, в красивых больших золотых очках, завёл её в свой кабинет и, усадив в кресло рядом с журнальным столиком, стал прохаживаться от двери до портрета Ленина на противоположной стене и обратно. Ходил и молчал. Долго ходил. Потом выглянул за дверь и попросил невидимого девушкой секретаря принести чаю. Снова походил, дождался, пока толстенькая женщина в голубом костюме занесёт чай на подносе, и только потом уселся напротив.
– Пей чай и рассказывай, чего это вы не поделили с императором. И переведи мне, пожалуйста, то, что ты наговорила ему на вашем языке.
– Я попросила его отправить мою семью в Москву.
– Испинав и закатив оплеуху? Боюсь, эти действия не сильно сочетаются со словом «попросила». Как бы выглядело – «умоляла»?
– А чего они на меня набросились! – Керту начала закипать.
– Тихо, тихо, меня бить не надо. Я пока на твоей стороне, – руки вперёд выставил, как бы защищаясь, и улыбается эдак, как взрослый неразумному раскапризничавшемуся ребёнку. – Что за приёмы ты там демонстрировала? Мне Зоя Фёдоровна сказала, что ты одна двоих охранников уложила, а потом пули голыми руками ловила.
– Нам с сестрой отец выписал тренера из Японии. Кандзи «кё» Хидэтака Яхара. Это учитель по-японски – только не простой, а очень заслуженный. Он нас учил десять лет айкидо и карате.
– Сейчас где?
– Ну, мы уехали учиться в СССР, а он – домой.
– Жаль… Сам бы потренировался.
Керту прыснула. Поняла, наконец, что это её посол отвлекает от мыслей всё вокруг разрушить. Представила себе этого дедушку, лет пятидесяти, с большой залысиной, выполняющего каты.
– Ты пей. Так что ты ему сказала? Императору вашему.
– Сказала, чтобы он отправил в Москву мою семью, а то СССР разбомбит всю Эфиопию, – девушка покачала головой, свой поступок осуждая. – Я не хотела… Всё как-то понеслось. Я только спросить хотела, что с моим отцом и сестрой.
– Что понял американец? – посол поставил стакан в подстаканнике на поднос, и, встав, прошёлся снова от двери до портрета на стене. Наверное, измеряет. Ремонт делать собрался?
– Ну, мы разговаривали на амхара. Разве только отдельные слова какие-нибудь.
– Что за слова?
– Американцы, СССР, русские. Я полагаю, американец не дурак – специально мне подыгрывал, поняв, что я угрожаю Императору Хайле Селассие I. Не любит он африканцев.
– Драчёв Иван Тимофеевич так и рассказал. Даже не знаю теперь, чем всё это закончится. Если бы ты была в гражданской одежде – то и ладно, двое эфиопов ругаются в американском аэропорту. Их проблемы. Только вот ты была в форме посланника – то есть, представляла СССР. Что люди в мире о нас подумают, когда об этом напишут газеты?
– Что всяким тиранам и угнетателям нужно бояться гнева Советского Союза?