Колхозное строительство. Дилогия (СИ)

Светит незнакомая звезда.
Снова мы оторваны от дома.
Снова между нами города,
Взлётные огни у космодрома…
Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы,
Здесь на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты…

Припев:

Надежда – мой компас земной,
А удача – награда за смелость.
А песни довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось!

Единственное, что они с Викой поменяли, так это слово "аэродрома" заменили на "у космодрома". Малость. Но теперь это точно была космическая песня.

За этой последовала песня "Трус не играет в хоккей". Опять у Пахмутовой украли. Гости и хозяйка кабинета сидели заворожённые. Это были не военные песни, которые они только услышали. Но ведь они тоже были шедеврами. После зазвучали "Снегири" Трофима.

За окошком снегири
Греют куст рябиновый,
Наливные ягоды рдеют на снегу.
Я сегодня ночевал с девушкой любимою…
И напоследок вдарили "Снегири" Виктора Королёва.
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж, который год подряд.
А щеки словно снегири, снегири, на морозе все горят, все горят.
Кто-то снова о любви говорит, уж, который год подряд.

Зашипела пустая плёнка.

– Нда. Пётр Миронович, а вы с этой планеты? – через долгих пару минут стряхнула оцепенение Екатерина III.

– Как это?

– Ну, не может композитор писать только шедевры. У вас плохие песни есть? Эту кассету, я тоже забираю, скоро ведь день космонавтики.

– Ну, я не совсем композитор. Я скорее поэт. А музыку мы вдвоём с приёмной дочерью придумываем. Я ведь даже нот не знаю, – отмахнулся Тишков.

– Правда, не знаете нот? – все шестеро хором возопили.

– Правда, не знаю. Я напеваю, а Машенька музыку подбирает. Сидим так весь вечер и мучаем гитару, пока не получим приемлемый результат, – сделал вид, что скромно потупился, Пётр.

– Каждый день новую песню? – Екатерина Великая аж со стула соскочила, – Постойте. Вы сказали приёмная дочь. Сколько ей лет?

– Десять.

– Ни х… себе! – ахнул министр культуры, – Эти песни написал человек, который не знает нот, нигде не учился, ни на какого музыканта, и девочка десяти лет?

– Ну, да. Мария Нааб ходит в нашу музыкальную школу. Ну, ещё ведь и аранжировки придумывал Отто Августович Гофман руководитель нашего симфонического оркестра.

– Почему такие фамилии странные? – скорчила гримасу Фурцева.

– Краснотурьинск – это маленький город на севере Урала. Его строили пленные немцы и трудармейцы из бывшей немецкой республики. Многие остались в городе. Примерно треть населения Краснотурьинска немцы.

– Интересно, ни разу о таком не слышала. И у вас есть свой симфонический оркестр?

– Вы слышали музыку на кассете. Между прочим, Екатерина Алексеевна, я обещал этим людям, что именно они будут исполнять эти песни по радио и на концертах в Москве. Вот певец, который поёт "Журавлей", "День победы" и "Трус не играет в хоккей" согласился переехать в Краснотурьинск на этих условиях. Если вы заберёте у меня кассеты и отдадите их другим певцам, то это будет не честно, выходит я лжец, обманул людей. Коммуниста это не достойно. Придётся написать заявление о выходе из партии, – Пётр это не в запале говорил. Фурцева сейчас могла поломать весь задуманный им план. Он, конечно может и других песен кучу вспомнить, но эффект уже будет не тот.

– Как вы смеете такими словами разбрасываться! – взревела Екатерина III.

– А что мне делать? Сказать, что министр культуры СССР забрала у меня песни, чтобы раздать их "настоящим" певцам и музыкантом, а вы в своём захолустье не достойны таких песен.

– Да, что вы себе позволяете!

– Да, что вы себе позволяете. Орёте тут на меня. А ещё коммунист и женщина, – совершенно спокойно с улыбкой проговорил, подойдя вплотную к Екатерине Великой, Пётр.

Подействовало. Пару минут она отпыхивалась, но потом всё же взяла себя в руки.

– И что вы предлагаете?

– По радио и по телевизору показывать только тех, кого я разрешу. Всё-таки это мои песни. И я лучше знаю, как их надо исполнять.

– Допустим, но ведь второй мужской голос явно не подходит для некоторых песен. Да и детский хоть и очень хорош, но тут тоже нужен голос взрослого человека, – ух, ты, а ведь не зря столько лет культурой руководит.