Коллапс. Гибель Советского Союза

Биограф Горбачева пишет: на протяжении 1986 года генсек убеждал себя и свое кремлевское окружение в том, что их первоначальная стратегия, то есть ее отсутствие, не сработала[62]. Однако в риторике Горбачева улавливается другое. Вместо анализа неудач советский лидер требовал от коллег в Политбюро и правительстве отбросить осторожность и с головой окунуться в бурные воды коренных реформ без руля и ветрил. В конце концов, утверждал он, так поступил Ленин, и в этом сила революционного процесса. Громадные издержки и потери — плата за движение вперед. «Главное — не отступать, — заявил Горбачев 30 октября 1986 года, — как бы тяжело, трудно, болезненно это ни было… другого пути нет»[63].

В 1986 году Горбачев пришел к выводу, что партийный аппарат малоэффективен в качестве главного инструмента по выводу СССР из трясины застоя. Вслед за Лениным, Троцким и бесчисленными партийными реформаторами Горбачев стал называть «бюрократизацию» партийного аппарата на всех уровнях главным препятствием для своей революции. В 1960-х годах Шахназаров говорил то же Андропову. Об этом твердил и Яковлев. Горбачев подхватил еще один ново-ленинский лозунг: «Чиновничество ничего не может… Если мы действительно хотим развернуть демократический процесс, Советы — самое главное звено»[64]. В сентябре 1986 года Горбачев сказал на заседании Политбюро: «Читаешь Ленина и видишь: когда вводился НЭП, сколько сил он тратил, чтобы разъяснять. И это понятно. От этого зависело будущее страны, социализма. Будет у нас демократия, народ все сделает. Один инвалид войны пишет: после Ленина вы первый призвали к демократии». Горбачев намекал, что народ поддерживал реформы больше, чем партийные аппаратчики. Глава КГБ Виктор Чебриков возразил: «Готов поклясться партбилетом, что в КГБ нет оппозиции и сомнений в отношении новой политики»[65]. Партийный и чиновничий аппарат не разделял революционного настроя своего лидера, но сохранял ему верность и в целом был готов последовать за ним в неизведанное.

РОКОВЫЕ РЕФОРМЫ

В начале 1987 года Горбачев настоял, чтобы Рыжков и его экономисты разработали комплексную реформу советской экономики. Суть ее сводилась к двум вещам. Во-первых, вместо центральных ведомств, с их иерархичностью, консервативностью и косностью, конкретные экономические решения предполагалось передать «вниз» — государственным предприятиям и трудовым коллективам. Во-вторых, предстояло превратить партию в двигатель революционных перемен. После обсуждения Политбюро приняло предложения генсека. Не возражали даже такие непреклонные ветераны, как Андрей Громыко.

Ключевой реформой стал Закон о социалистических предприятиях. Документ был продуктом нового курса — совместить «социализм» с рынком с помощью государственного регулирования[66]. Рыжков и его команда вдохновлялись экономическими дискуссиями 1960-х годов и сформулировали политику «трех “С”»: самоокупаемость, самофинансирование и самоуправление. На практике это значило, что государство передавало право владения (но не право собственности!) предприятием его руководству и трудовому коллективу, которые теперь сами отвечали за активы, производство и связи. Они могли брать кредиты в государственных банках и решать, как потратить деньги. В соответствии с договором и центральным планом экономического развития предприятия были обязаны поставлять государству определенное количество продукции и товаров. Сверх этого «госзаказа» можно было работать на прибыль, часть отдавать в госбюджет, а часть оставлять себе. Новый закон обязывал региональные и местные партийные власти не вмешиваться в экономические отношения между предприятиями и государством. Рыжков продвигал закон с энтузиазмом верующего. Он и другие «красные директора» громадных промышленных предприятий уже давно мечтали избавиться от диктата партийного аппарата[67].

В январе 1987 года Рыжков выступил в Политбюро с докладом о первом проекте Закона. На заседании Громыко поднял главный вопрос — о собственности: «В докладе поставлен знак равенства между коллективом и хозяином предприятия. Что ж, значит, фабрики, заводы — собственность коллектива? Перебор, я считаю. Вопрос о собственности решен в октябре 1917 года». Горбачев тоже казался озадаченным. «Есть еще в тексте сопливость, понятийная запутанность, но основа хорошая», — отметил он и тут же добавил: — Нам нельзя ошибаться, товарищи»[68]. Проект отправили на доработку Совету министров. Чтобы избежать разногласий, слово «социалистические» из названия исключили, заменив на «государственные предприятия». Коллективы получили право владения прибылью от огромных экономических активов, но при этом их обязанности перед государством как собственником остались юридически неопределенными, а прежние механизмы контроля государства над ними разрушались.