– Они у меня есть. Вернее, оно.
Рихард полез в свою сумку и достал кошель Густава Белого фон Ноймана:
– Вот. Срезал у трупа. Решил, что попользуюсь содержимым. Это ради него я и пытался сварганить то зелье, которое… ну… которое нашел мэтр Анастасий.
Тот дернулся от звуков своего имени, выходя из ступора:
– А зачем? Почему?
– Вы имеете в виду мотивы моего поступка? На этот вопрос я буду отвечать только следователю.
– И вы с ним встретитесь, обещаю! И он заставит вас признаться во всем! Взять!
Мастер Хотислав и аспиранты-боевики двинулись к нему, обходя с трех сторон и пытаясь взять в клещи. Грамотно, но рискованно, учитывая, что вокруг полно народа. Будь у него такое желание, Рихард легко мог уйти, взяв в заложницы любую девчонку. И, судя по взглядам, бросаемых в его сторону, многие сами бы напросились сыграть роль живого щита: «Пропустите, иначе она умрет!» Но такого желания у него не было. И он сам осторожно выбрался из-за парты, шагнув навстречу боевому магу.
– Сдайте оружие, студиозус Вагнер, – предложил тот.
– Берите, – он отстегнул фальшион, сняв вместе с перевязью. Заодно избавился и от сумки с вещами.
Аспиранты набросились на него с двух сторон, словно сдавали экзамен по задержанию опасного чудовища.
– Э-эй, осторожнее! – он дернулся, хотя сначала не собирался сопротивляться. – Руку вывихнете! Я же сам сдался!
– Он прав, ребята, – хмуро промолвил мастер Хотислав. – Он же не оказывает сопротивления! Расслабьтесь! Пошли.
Его подтолкнули к выходу. Рихард зашагал вперед, стараясь не смотреть по сторонам. Но взгляд сам собой то и дело цеплялся за лица однокурсников. Аудитория молчала, и в этом молчании был не страх, не малодушие – в нем был шок и недоумение: «Зачем?» Если бы он мог однозначно ответить на этот вопрос!
У самых дверей обернулся. Оливер и Ханна смотрели на него во все глаза, вытягивая шеи, провожая взглядами. Ради кого он это сделал? Ради этих двоих, чтобы они и дальше могли сидеть рядом на лекциях, ходить, взявшись за руки и стесняться решиться на большее.
– Пошли, – хмурый и злой мастер Хотислав шлепнул его ладонью по спине. Пришлось подчиниться, переступая порог. За спиной захлопнулась дверь, отрезая прежнюю жизнь. Отрезая жизнь вообще, если уж на то пошло. И вопрос: «Зачем?» – зазвучал в голове с иной интонацией.
Когда дверь закрылась, мэтр Анастасий вскинул голову, из-под повязки озирая аудиторию. От него не укрылся истинный смысл ее молчания, но он и не ждал одобрения. Истинный герой тот, кто готов идти на жертвы ради великой цели. Рано или поздно, эти мальчишки и девчонки, когда усмирят глупую гордость и эмоции, сообразят, что преподаватель алхимии только что спас их всех. Конечно, никто из них не придет, чтобы поклониться скромному герою. Даже банального «спасибо!» не дождешься. Но он же не ради почестей и премий. Он пошел на это ради Колледжа.
– Видите, милорд, – обратился он к ректору, – мой метод принес свои плоды.
Ректор буркнул что-то созвучное: «И подавись!» – и зашаркал с кафедры прочь, на ходу бросив мэтру Визару:
– Можете начинать лекцию.
Но даже когда оба – ректор и алхимик – закрыли за собой дверь, вслед им по-прежнему неслось молчание.
Университет богословия бурлил, как потревоженный улей. Занятия были отменены – все равно никто из будущих богословов был не в состоянии сосредоточиться на старинных переводах, сводах законов, классификации демонов и учениях святых отцов. Слушатели* бродили по учебному корпусу и прилегающей территории небольшими группками, сталкиваясь друг с другом и затевая споры или разражаясь криками, выдающими их чувства – от бурного восторга до сдержанного негодования. К несчастью, преподаватели предчувствовали возмущение слушателей и существенно ужесточили дисциплину. Теперь все слушатели были обязаны покидать стены Университета только с письменного разрешения ректора.
(*Большинство предметов в Университете богословия даются только в теории, так что можно смело говорить, что обучающиеся просто прослушали курс той или иной науки. Отсюда – слушатели.)
Арчибальда фон Лютца раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он был рад тому, что Рихард Вагнер арестован, а с другой – был возмущен до глубины души. А тут еще и этот нелепый запрет, из-за которого все планы летели псу под хвост!
– Он уйдет от меня, – кипел богослов, сжимая кулаки так, словно уже чувствовал под пальцами шею врага. – Он от меня уйдет!
– Зато не уйдет от правосудия, – пожал плечами один из его сокурсников, Робер. Как всегда, тот был с книгой и на миг отвлекся от чтения.
– Был бы я в судебной комиссии – точно бы не ушел! – огрызнулся фон Лютц.
– О да, в этом я не сомневаюсь, – поддакнул Робер, снова утыкаясь в книгу.
– Настоящее правосудие продажно, нам ли этого не знать? – вклинился в диалог третий богослов.
– Ты! – Арчибальд схватился за рапиру. – Немедленно возьми свои слова обратно, или я за себя не отвечаю!