Странно, что даже о Дэне ей вдруг подумалось на удивление легко — так, легкий налет горечи, никакой злобы, никакой ненависти. Да и какая может быть ненависть к тому, кого уже нет? Никогда больше в жизни она не подумает о нем плохо, что бы в прошлом ни случилось. Да и вообще думать о нем не станет… почти. Конечно, она ничего не забудет: ни своей любви, ни ужаса, когда узнала обо всем, но это уже не будет иметь никакого значения. Было и прошло, а что прошло, то прошло.
Сегодня она ни за что не сядет сама за руль, лучше вызовет такси.
Водитель — обладатель густых черных усов — обернулся и посмотрел на Анну, будто что-то припоминая:
— Куда поедем? — и тут, наконец, узнал ее. — О, да вы ведь Анна Черкасова, верно?
— Боже, какая я стала известная, меня узнают в лицо водители такси! — пошутила она.
— Известная или нет, а платить придется, — на всякий случай предупредил таксист. — У меня частный бизнес, я даже президента страны бесплатно не повез бы. И автограф, пожалуйста, дайте, а то моя дочура прямо в восторге — ни одной передачи с вами не пропускает.
— Ладно, — покорно согласилась Анна, доставая из кармана записную книжку; бремя славы все-таки настигло ее, но в такой прекрасный день грешно расстраиваться даже из-за этого. — Но только вы меня все-таки подвезите к какому-нибудь парку, пожалуйста.
Водитель усмехнулся в усы, вспомнив, как с полгода назад вез в такси тележурналиста и каким похожим оказался разговор с сегодняшней пассажиркой на тот, с ним. «Сразу видно, родственные души», — подумал таксист, но, конечно, вслух ничего не сказал. К чему?
Анна немного побродила по аллеям, а потом увидела деревянную скамейку, такую приветливую, стоящую возле березы. Так и есть, вот они, первые листочки.
Она пошла к этому месту, сначала неторопливо, а потом невольно убыстрила шаг, как будто ее подталкивали. Почему-то ей было нужно присесть именно на эту скамью, хотя вокруг было немало других также незанятых.
Скамью не так давно перекрасили, но Анна все-таки разобрала имя, нацарапанное чем-то острым на ее спинке. Конечно, это сделал какой-нибудь мальчишка, вообразивший, что безумно влюблен в одноклассницу или соседскую девчонку, но почему-то хотелось поверить, что кто-то писал именно ее имя, думал о ней, надеялся, что она придет. И что только не приходит в голову, когда от свежего воздуха слегка кружится голова? Смешные фантазии, нелепые, несуразные!
Анна улыбнулась своим мыслям, задумчиво посмотрела куда-то вдаль, а может быть, внутрь себя, даже глаза прикрыла. А когда открыла их снова, то увидела, что перед ней стоит Сергей.
Никто не знал, как он на самом деле прожил эти пять месяцев. Матери Сергей специально не писал об этом, с огромным трудом сочиняя мучительно оптимистические письма.
На ТВР все считали, что Воронцов зазнался. Он держался особняком, старался ни с кем не разговаривать, едва здоровался, а иногда и вообще не замечал вокруг себя людей, что их, конечно, обижало. «Ведущий! — ворчали коллеги. — Дорос до авторской программы, вот и воротит нос ото всех».
Валет, конечно, о чем-то догадывался: видел, что Сергей пропадает в тренажерном зале помногу часов, как будто на велотренажере он мог бы уехать подальше от своих мрачных и безнадежных мыслей. Но Валет был существом поверхностным и понять всего, что мучает его приятеля, оказался не в состоянии.
— Ну что ты мучаешься! — не раз говорил он Сергею. — Ну зачем ты так себя терзаешь? Слушай, давай пойдем в какой-нибудь приличный бар, снимем девочек. Как в старые добрые времена, а?
— Валет, — цедил тогда сквозь зубы Сергей, у которого один только голос Жоры Воленко вызывал мигрень, — оставь меня в покое, а?
— Но я же не могу просто так сидеть и смотреть, как мой друг страдает! — с пафосом восклицал Валет.
— А ты попытайся, — советовал Сергей. — Сядь и спокойно смотри, большего от тебя и не требуется.
Однажды вечером Валет все-таки сумел затащить Сергея в бар. В тот день одиночество чувствовалось как-то особенно остро, и Воронцов в конце концов, согласился. «Может быть, развеюсь немного и перестану так тосковать о ней, — подумалось ему. — Может быть, Валет прав: не стоит так зацикливаться на своем горе?»
Помнится, раньше свои беды и обиды он вполне успешно топил в чем-нибудь покрепче. Вроде помогало. Сергей сел за стойку и заказал водку. Валет, устроившийся рядом, толкнул его в бок локтем.
— Слышь? Та, черненькая, явно на тебя глаз положила, — сообщил он театральным шепотом, таким, который слышно даже у самых дальних лож.
Сергей посмотрел в ее сторону. Ну да, определенно. Кивнула ему, улыбнулась, даже пальчиком поманила. Мордашка симпатичная, накрашена только слишком сильно, длинные ножки, все при ней. А может, и вправду?
— А я тогда с ее подружкой, — все так же заговорщицки сказал Валет, — с той, рыженькой. А недурна, хвостом та на голове!