Коллектив Майнд

План был такой: дорога в Париж займет десять часов туда и десять часов обратно. Айзек рулит первым до Лиона, пока Байки спит. Потом поменяются. Добравшись до места, пристегивают Паскаля к кушетке, надевают ему шлем и подключают оборудование профессора. Затем надо будет разбудить подопытного, чтобы его магнитное поле стало максимально сильным. Быстро скачивают креатив и делают Паскалю еще одну снотворную инъекцию, на пару часов. Обратно рулит Байки, Айзек должен быть рядом с Паскалем, в тот момент, когда он окончательно очнется. На всякий случай. В фургоне приготовили аптечку первой помощи, дефибриллятор, если остановится сердце. Никто не знал, какой будет реакция организма на возвращение ОЭ, решили взять про запас всё.

Машина подъехала к дому, и Айзек вышел на улицу. Он решил, что зайдет один, чтобы не вызывать подозрений и не утащить за собой всех в тюрьму в случае неудачи.

В одной руке он держал шприц с сильнейшим снотворным. Доза была рассчитана на восемь часов, как раз на дорогу до Парижа. В кармане приготовлена записка для управляющей, которую он написал ей от имени Паскаля: «Буду поздно, пойду на спорт и в кино». Айзек тихонечко подтолкнул входную дверь. Она оказалась не заперта и открылась почти бесшумно.

Тихонько пройдя в гостиную, он увидел Паскаля, который сидел на диване и смотрел телевизор. По телеку рассказывали про успешные испытания второго поколения водородных двигателей. Паскаль смотрел с интересом.

Подкравшись сзади, Айзек схватил его за голову, замахнулся, и быстрым точным движением всадил шприц в шею.

Паскаль после укола вырвался, обернулся и вытаращился на Айзека. Успел даже улыбнуться, не поняв толком, что случилось, но тут же скорчил гримасу боли, схватившись за шею. В следующее мгновение его лицо разгладилось, глаза закрылись, тело обмякло. Еще через секунду он уже крепко спал.

Айзек свистнул Байки, и они перетащили тело в фургончик.

Быстро домчали до условленного места, где их должны были ждать Линк с рыжебородым. Профессор шустро запрыгнул на пассажирское переднее место рядом с Айзеком, помощник Линка сел сзади около сладко спящего Паскаля.

– Как прошло? – коротко спросил Линк.

– Гладко. Едем, – ответил Айзек, и фургончик тронулся.

Глаза Линка светились искрами сумасшествия. Он был в предвкушении эксперимента, который так давно мечтал провести. Такое безумие охватывает, наверное, всех ученых на пороге важных открытий.

Они ехали на предельной скорости, но не превышая ее ограничений. Байки уснуть так и не смог. Фургон покачивало на поворотах. Крепко спящее тело Паскаля моталось на узкой кушетке, рыжебородый придерживал его обеими руками.

До Марселя автострада шла по побережью, затем повернула наверх в сторону Лиона. Закат снова был ярко оранжевый, как в первый день на вилле у Волански. Айзек усмотрел в этом обнадеживающий знак. Похоже на оранжевую энергию, разлитую по всему небосводу! Красиво! Впрочем, любоваться закатом в том состоянии, в котором пребывали ребята, особо не получалось. Проезжая мимо Авиньона, Айзек невольно вспомнил слова простой молитвы, он неслышно прошептал их, едва шевеля губами. Когда-то здесь находилась папская резиденция.

Солнце быстро скрылось, наступил вечер. В целом дорога протекала благополучно, никаких эксцессов. Вскоре показался Лион. Перекусили на заправке уже в самом городе.

Байки сменил Айзека за рулем. Утомленный монотонной дорогой Айзек сразу уснул. Его растолкали только после указателя, гласившего, что до Парижа осталось шестьдесят километров. Почти четыре утра, через два часа небо начнет светлеть.

Выпив из термоса горячего кофе, Айзек пересел вперед к Байки. В лобовом стекле где-то далеко в небе перебегал горизонт прожектор, бьющий откуда-то вверх и в сторону. До Парижа оставалось еще прилично, но Эйфелева башня уже напоминала о себе. «Луч, рассекающий тьму», – еще одно оптимистичное знамение, отметил Айзек.

Эйфелеву башню построили к столетию со дня Французской революции в 1789 году. Айзеку еще со школы нравилась эта дата тем, что легко запоминается: тысяча, а дальше: семь, восемь, девять – по порядку. А в честь столетия Американской революционной войны Франция подарила США другую башню – Статую Свободы. К ее созданию тоже приложил руку Густав Эйфель. «Революции, революции. А сейчас какая дата, легко ли запоминается? – припомнил Айзек и усмехнулся. – Вдруг школьникам будущего потребуется ее знать наизусть.»

Кстати, когда Эйфелева башня была построена, многие осуждали и ругали этот проект. Триста громких имен, среди которых Ги де Мопассан и Александр Дюма, требовали снести сооружение, называя его уродливой железной громадиной. К счастью, их не послушали. И слава Богу. Разве теперь возможно представить себе Париж без его главного символа? «Люди, даже умные и талантливые, могут ошибаться, неправильно относиться к новшествам, – размышлял Айзек. – Вернем Паскалю креатив и найдем ответ, правы мы или нет. Надеюсь, уже через несколько часов».