Коллекция бывших мужей

Вдоль холма, пробираясь, как тати какие ночные, еле-еле двигаясь, медленней, чем быстро идущий человек, докатились до явно заброшенного участка, заросшего травой выше пояса, въехали на его территорию.

— Выходите, — заглушив мотор, отдал приказание Костя и вылез первым.

Пришлось и мне выкарабкиваться тем же манером, что и залезала туда. Ох, Костя, Костя, поймает тебя Башкирцев, попрошу его от меня лично навалять парочку горячих для ума — достал ты со своим спортом!

Вылезла. И он потащил меня поднимать забор и маскировать машину.

— Не буду! — отказалась я, глядя на покрытые мхом от старости и сырости доски того, что некогда было забором. — Не стану я их поднимать, хоть стреляйте! Мне еще надорваться и подхватить какую-нибудь заразу не хватало! Вы мужчина, вы эту хрень придумали, вот вы и поднимайте!

— Может, вам еще и пистолет отдать? — язвительно поинтересовался он.

— Да идите вы знаете куда, Костя! — почти нежно порекомендовала я. — К тому же это глупо: если этот забор валяется здесь черт-те сколько от начала времен, а потом его поднимут, у местных возникнут обоснованные подозрения и нездоровый интерес.

Он задумался над моими словами, решил забор не поднимать и дал новое указание:

— Распрямляйте траву, чтобы за ней не было видно машину.

О, господи, святые угодники, послал господь захватчика! — повздыхала я про себя.

Но идея с травой была не так уж и плоха, а я не особо торопилась с исполнением. Да и зачем мне — никуда не спешу, воздухом дышу, опять-таки спортом занята: наклоны называется новое упражнение — нагнулась, подняла примятые толстые стебли и распрямила — вни-и-из и вве-е-е-рх! Дышим ровно, мышцы расслабленны — и-и-и — раз — внии-и-из, и два — вве-е-ерх!

— Поторапливайтесь! — одернул меня Константин, присмотрелся и вынес вердикт: — Нормально. Не видно от забора, значит, вообще не видно.

Страус тоже считает, что его не видно, когда голову прячет, а жопу выставляет! Впрочем, не моя проблема.

— Идемте, — прихватив мою руку выше локтя, он потащил меня за собой.

По высокой траве, скрывшей под собой любые тропинки-дорожки, мы пробрались к покосившейся избенке. Поднялись по скособоченным гнилым ступенькам на небольшую верандочку, Костя пошарил под козырьком над покосившейся дверью в облупленных ошметках остатков краски, достал большой железный ключ, открыл замок и распахнул дверь.

— Проходите, — подтолкнул он меня вперед.

Попав со света в темень, я как ослепла враз. Пахло подвальной затхлостью и плесенью погибающего дома и чем-то кислым.

— Идите-идите, — подтолкнул он меня снова вперед и вдруг удивил, произнеся с каким-то добрым гостеприимством: — Сейчас плиту включим и чаю попьем. А то я от этого дождя весь мокрый.

Ну надо же!

Вскорости глаза привыкли к темноте помещения, и я начала различать очертания предметов. Мы прошли в большую комнату, и Костя, хлопнув по переключателю, зажег свет.

Тусклая лампочка в старой люстре из пожелтевших пластмассовых висюлек а-ля хрусталь осветила убогую картину покинутого жилья: голая сетчатая ржавая кровать, продавленный и сломанный диван и такое же кресло непонятного цвета обивки, парочка колченогих стульев… и новенький крепенький небольшой стол и три табуретки возле него. И… маленький телевизор на неразбитой, но потрепанной временем тумбочке. А рядом со столом кухонный шкаф, самый простой, но новенький, покрытый свежей клеенчатой скатертью, поверх которой стояла двухконфорочная электроплита, электрочайник и железная сушка для посуды, заполненная тарелками и чашками вполне приличного вида. И в дальнем углу то, что я не заметила сразу — новый небольшой диван, со сложенным на нем в уголке стопкой постельным бельем и пледом.

Значит, берлога.

— Я иногда здесь бываю, — подтвердил мои предположения Костя. Прошел вперед, взял чайник, посмотрел на меня с сомнением и попросил: — Давайте, Кира, спокойно попьем чай, и вы не будете совершать никаких глупостей, типа пытаться убежать, прыгать из окна или звать на помощь.

— Да уж куда мне до ваших глупостей, — тяжко вздохнула я и махнула ему рукой. — Идите за водой, обещаю в необоснованный героизм не впадать.

— Все-то у вас шуточки, Кира, и иронические высказывания, — попенял он.

— Это мой способ справляться со стрессом и страхом, — пояснила я вполне честно, а еще на всякий случай, чтобы излишне его не раздражать.

— Что-то вы на испуганную не похожи, — с подозрением глянул он на меня и принялся исправлять это упущение, постращав: — А зря, дело ведь серьезное. Если что не так, я вас убью и не сомневайтесь.

— Да какие тут сомнения, — снова вздохнула я, слушая этот бред наивный.

Он хотя бы представляет, что значит выстрелить в человека? Реально убить? Не в стрелялке и не умозрительно, подписывая приговор и не видя своими глазами его реализацию? Какую надо иметь внутреннюю мотивацию и смелость, чтобы убить человека — вот так стоять, смотреть на него и выстрелить!

Хотя можно и от страха пальнуть. От страха люди часто творят жуткие вещи.

— Идите, Костя, — устало махнула я снова рукой. — Я тоже замерзла и хочу чаю.