Коллекция «Этнофана» 2011 - 2013

По учению Саддукеев, души людей умирают вместе с телом. Они не признают никаких других постановлений, кроме постановлений закона. Они считают даже похвальным выступать против учителей своей собственной философской школы. Это учение распространено среди немногих лиц, притом принадлежащих к особенно знатным родам. Впрочем, влияние их настолько ничтожно, что о нем и говорить не стоит. Когда они занимают правительственные должности, что случается, впрочем, редко и лишь по принуждению, то саддукеи примыкают к фарисеям, ибо иначе они не были бы терпимы простонародьем.

Учение Ессеев требует все предоставлять на волю Божию. Они признают бессмертие душ и считают стремление к справедливости высшею целью. В храм они доставляют пожертвования, но сами они не занимаются жертвоприношениями, признавая другие способы очищения более целесообразными. Поэтому им запрещен доступ в общий храм и они совершают свое богослужение отдельно. Впрочем, это наилучшие люди, которые всецело отдаются земледельческому труду. Они не имеют ни жен, ни рабов, полагая, что женщины ведут лишь к несправедливостям, а вторые подают повод к недоразумениям.

Родоначальником четвертой философской школы стал галилеянин Иуда. Приверженцы этой секты во всем прочем вполне примыкают к учению Фарисеев. Зато у них замечается ничем не сдерживаемая любовь к свободе. Единственным руководителем и владыкою своим они считают Господа Бога. Идти на смерть они считают за ничто, равно как презирают смерть друзей и родственников, лишь бы не признавать над собою главенства человека.

Веками иудеи противостояли захватчикам и угнетателям. Вавилон, Египет, царство Селевкидов — разве не были они когда-то такими же мощными государствами, как и Рим? И все-таки Иудея против них устояла. Что сильнейшая армия мира перед дуновением уст божьих? Оно развеет ее, как мякину, и, как пустые орехи, сбросит в море ее тараны.

Эта страна, освященная Ягве, теперь осквернена римлянами, как проказой, и пожираема червями. Римлян нужно растоптать, уничтожить, вытравить. На что надеются они, ведя себя с такой наглостью? У них есть войско, есть их жалкая «техника». Их можно совершенно точно исчислить, их легионы: в каждом десять тысяч человек, десять когорт, шестьдесят рот, к ним шестьдесят пять орудий. А у Израиля есть бог Ягве. Он безлик, его нельзя измерить. Но от его дыхания рассыпаются в прах осадные машины, и легионы истаивают в ветре.

У Рима есть мощь. Но эта мощь уже проходит, ибо Рим поднял дерзкую руку на Ягве, и его избранника, которого Ягве так долго дарил своим благоволением, против его первенца, его наследника — Израиля. Рим миновал, царство же мессии впереди, оно восходит. Мессия придет сегодня, может быть — завтра. Может быть, он уже пришел… Разве не написано о железной метле, которая выметет всякую гниль из Израиля и из всего мира? И разве спаситель — не эта железная метла? Мессия был тем полубогом, о котором грезила эта часть света. Тем, кто восстанет, чтобы отомстить Риму за порабощение Востока. Загадочное существо, таинственное, сверхземное, немного нелепое, как все порождения восточного суеверия, но все же влекущее и грозное.

Разве не чудовищно, что вас, с кем Ягве заключил союз, в этой его стране только терпят, а римские свиноеды в ней хозяева? Пусть они везут свои легионы на кораблях через море и ведут их на вас через пустыню. Верьте и боритесь: у них — отряды и машины, у вас — Ягве и его неисчислимое воинство.

Глава третья. Ergastulum [68]

Кирпичный завод для каторжников
4 век до н. э. (За месяц до Явления в пустыне)

Рано утром в тот день, Эфраим прямиком отправился навестить своего отца, больше надеясь застать того еще живым, чем в здравом уме. Каторжные работы любого сломают. А отец итак не был силен здоровьем, но дух его и вера были крепки и непоколебимы. Эфраиму понадобилось немало времени собраться с собственным духом, и отпустить чувство своей вины перед отцом, чтобы сделать этот сегодняшний шаг. Прошло больше года с того момента, как отец был обвинен в нелепом преступлении в подстрекательстве против власти Рима. Для Эфраима, конечно же, отец был невиновен, и лишь по ошибке был задержан вместе с остальными такими же несчастными, как и он, во время волнении в храме. Но доказать что-либо было невозможно. Особенно тем, кто и не собирался оправдывать задержанных.