Коллекция геолога Картье

Брокар уже не верил более ни во всемогущество депутата Кулона, ни в то, что помощь этого краснобая когда-нибудь ему пригодится. Все же на всякий случай он вписал в заветный документ краткую историю своих похождений за пять месяцев пребывания в Вашингтоне, упомянул и о своих подозрениях, связанных с гибелью Крайтонов.

— Наше условие остается в силе, Жаннетта, — сказал он перед уходом. — Если я в течение месяца не дам о себе знать, отнесешь это письмо к депутату Кулону.

— Как, вы опять уезжаете, мосье Эмиль?

— Не знаю, пока ничего не знаю!

— Когда же вы вернетесь в Париж совсем… как раньше?

— Говорю же тебе, пока ничего не знаю!..

Легкая жизнь в Вашингтоне избаловала, изнежила Брокара, и его пугала предстоящая встреча с Робером, необходимость вести с ним — а то и с людьми более искушенными — сложную и небезопасную игру. Но что было делать? Ведь решался вопрос о всей его дальнейшей судьбе: останется ли он среди людей, живущих на всем готовом, не ведающих ни нужды, ни докучных забот о хлебе насущном, или снова будет брошен на дно Парижа, откуда выбрался лишь по воле случая. После долгого размышления Брокар отверг всякие хитрые подходы к Роберу и остановился на самом простом: разыграть из себя кающегося грешника. Если не сам Робер, то уж тетя Мари наверняка клюнет на эту приманку.

Улица Компьен, 17… Как же давно был он здесь со своим убогим набором косметических снадобий! Кажется, с того дня миновало несколько лет. Не сразу решился Брокар переступить порог этого дома, несколько раз прошелся он взад и вперед, прежде чем открыл изъеденную временем, тяжелую, скрипучую дверь.

Вот тут, направо, жил — да, верно, и сейчас живет — полицейский офицер со своей очаровательной дочкой — кажется, ее зовут Бабеттой. Налево — седая ведьма, она грубо отшила его тогда.

Второй этаж… Право, в тот раз Брокар с более легким сердцем нажал кнопку звонка квартиры Картье. Тогда он еще не был отягчен таким грузом вины перед этим славным мальчишкой Робером. А тут еще его тетка… А, будь что будет! Брокар подходит к знакомой двери и звонит. Несколько мгновений тишины, затем слышны мягкие женские шаги, дверь приоткрывается на длину цепочки.

— Что вам угодно, мосье?

Немолодое, болезненное женское лицо, кроткие, добрые глаза.

— Если не ошибаюсь — мадемуазель Мари Картье?

— Да, мосье. Но простите, я не знаю вас…

— Мне, собственно, нужен Робер. Я могу его видеть?

— Пожалуйста, мосье, входите.

Женщина отмыкает цепочку и кричит в глубь квартиры:

— Робер, это к тебе!

Брокар шагнул в переднюю и увидел Робера. Тот сильно изменился за эти несколько месяцев: он вырос, плечи его развернулись, черты лица обрели четкость, взгляд стал увереннее и тверже.

Робер сразу же узнал Брокара, лицо его побледнело, глаза загорелись гневом.

— В-вы! — произнес он с угрожающей выразительностью, не сходя с места, словно удерживаемый брезгливостью.

— Да, Робер, это я, — смиренно отозвался Брокар. — Вы можете мне не верить, но я говорю вам от всей души: меня привело к вам глубокое раскаяние. Вот рукопись, которую я выманил у вас обманным путем, возьмите ее, Робер…

И он протянул Роберу великолепный, из зеленой замши портфель, купленный специально для этой цели.

— О, так это вы, мосье, обманули мальчика! — со слезами в голосе воскликнула мадемуазель Картье. — Как могли вы так поступить!..

— Не надо, тетя Мари, — хмуро сказал Робер. — У этого человека нет чести, и бесполезно взывать к ней…

А Брокар все стоял посреди передней, держа в руке, протянутой к Роберу, зеленый портфель и опустив глаза как бы в предельном раскаянии и стыде.

— Но, Робер, — тихо произнесла тетя Мари, — быть может, мосье, и верно, сожалеет о своем поступке…

— Поверьте, мадемуазель, это именно так, — Брокар робко поднял глаза на тетю Мари. — Что же иное могло заставить меня явиться сюда, где я не ожидал встретить ничего, кроме заслуженного презрения? — Он шагнул к Роберу. — Возьмите же, Робер, это достояние вашего отца, вашей семьи, оно жжет мне руки…

Казалось, юноша, потрясенный этой нежданной встречей, только сейчас осознал, что к нему чудесным образом вернулось утраченное сокровище, в потере которого был повинен единственно он, Робер. Бережно обхватив портфель обеими руками, как если бы в нем было заключено нечто живое и хрупкое, Робер пересек переднюю, повернул ключ в двери, ведущей в кабинет отца, вошел и прикрыл за собой дверь.

— Вы не должны обижаться на мальчика, — тихо сказала тетя Мари, — вы так оскорбили его…

— О мадемуазель, вы слишком добры ко мне! Я вполне понимаю…

Этот сентиментальный диалог был прерван появлением Робера.

— Насколько я могу судить, — сказал он сухо, протягивая Брокару пустой портфель, — рукопись отца возвращена в сохранности.

— Возьмите этот портфель себе, Робер, в обмен на тот, который тогда…

— Я не нуждаюсь в подачках! — Робер резким движением сунул портфель Брокару. — А теперь потрудитесь оставить нас…

— Но, Робер… — с упреком сказала тетя Мари.