Коллекция геолога Картье

— Замолчи, сын мой! — В голосе мистера Край-тона зазвучал гнев. — Я знаю, время и лживая легенда услужливо превратили подлое убийство безоружных людей в войну! Но и на войне честные воины не убивают стариков, женщин и детей… Да что говорить, — воскликнул он с горечью, — все благополучие нашей Англии в течение столетий зиждилось на беспощадном истреблении черных и желтых народов, на их крови и поте! Многие государства повинны в этом великом преступлении, но наша Англия больше всех! Она возвеличивала и щедро награждала своих наемных убийц, и твой прадед, опустошивший огнем и мечом земли нынешней колонии Буала, получил от короны за условные три фунта стерлингов в вечную собственность африканскую территорию, равную по величине лондонскому графству. Вот на чем основано наше фамильное право собственности на африканские земли: оно получено ценой тысяч жизней и рек человеческой крови, пролитой твоим прадедом, сын мой!..

Джозеф угрюмо молчал, и трудно было сказать, какие чувства таил он сейчас в своей узкой груди, обтянутой кургузым пиджачком.

— Джозеф, — сказала миссис Крайтон, видимо хорошо знавшая своего сына, — не упрямься, открой свое сердце тому, что говорит отец. Это большая правда, ты не часто услышишь ее от людей.

— Да я слушаю, чего там…

Мистер Крайтон сидел, низко склонив голову, словно под тяжестью того, что уже поведал и еще собирался поведать сыну.

— А известно ли тебе, Джозеф, — снова заговорил он, — кем был твой дед, а мой отец, Уильям Крайтон?

— Он был плантатором, ты же сам говорил… — хмуро отозвался юный Крайтон.

— Он был палачом, Джозеф, — тихо, но четко произнес мистер Крайтон, и лицо его покрылось бледностью. — Нелегко говорить такие слова о родном отце, но я выстрадал их, сын мой. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда отец взял меня с собой в Африку, на наши плантации в Буала, чтобы, как он говорил, приучить меня «к делу». Эти плантации, Джозеф, по царившей в них жестокости можно уподобить только гитлеровским лагерям смерти, а твоего деда — коменданту лагеря смерти!.. И вот, сам изощрившийся в ремесле палача, отец пытался обучить и меня этому страшному ремеслу. Он заставлял меня присутствовать при наказании провинившихся негров. Вся вина их состояла в том, что, доведенные до полного изнеможения непосильным трудом, они в бессилии опускались на землю. В назидание другим их поднимали ударами плетей из слоновой кожи, связывали веревками, натирали перцем и соленой водой и выставляли под палящее солнце. Так поступали и со стариками, и с беременными женщинами, и с детьми. Если в какой-нибудь деревне люди отказывались от адской работы на плантациях и убегали в лес, их ловили и по приказу отца отрубали им правую руку. Я находился при отце, когда служившие у него наемные убийцы в качестве доказательства расправы принесли ему двенадцать отрубленных рук, в том числе три ручонки маленьких детей… Все это было, Джозеф, я видел это собственными глазами! Еще сейчас, тридцать лет спустя, звучит в моих ушах голос отца: «Учись, Дэвид, как надо поступать с этими черными скотами, чтобы заставить их работать!..» Благодарение богу, я не научился этому, темной ночью сбежал я с плантаций и три недели добирался на лодке и пешком до железной дороги. Когда я вернулся домой, в Англию, я написал отцу письмо, в котором навсегда отрекся от всякого родства с ним. Это письмо ты также найдешь в нашем семейном архиве, Джозеф. Десница всевышнего вскоре покарала твоего деда: он потерял не только единственного сына, но и самую жизнь свою. Желтая лихорадка, косившая негритянское население, изнуренное голодом и непосильной работой, свалила и Уильяма Крайтона. Несмотря на могучее здоровье, он сгорел от болезни в несколько дней. Он умер, не раскаявшись в своих великих грехах. Мне рассказывали, что в последние часы перед смертью он еще отдавал приказания, чудовищные по своей жестокости. Так глубоко был уверен этот слепой человек в своем праве распоряжаться жизнью и достоянием таких же божьих созданий, как он сам, только с иным цветом кожи…

Силы мистера Крайтона были, видимо, на исходе, лоб покрылся испариной, щеки посерели, голос спал почти до шепота.

— Передохни немного, Дэвид, — миссис Крайтон встала, подошла к мужу и ласково положила ему на плечо свою маленькую изящную руку.

— Ничего, дорогая, я близок к концу моего печального рассказа. — Мистер Крайтон притянул к губам и поцеловал руку жены.

— Да поможет тебе господь, Дэвид…

Мистер Крайтон глубоко вздохнул, словно набирая силу, и продолжал: