Коллекция геолога Картье

Брокар продолжал поглощать сода-виски, и теперь уже ему кажется, что все происходящее имеет какой-то другой, потаенный смысл, отличный от действительного. Вот он достает бумажник, тянет из него долларовые бумажки и сует склонившемуся над ним официанту, но ему представляется, что эти его жесты как-то связаны с покупкой коллекции минералов у этого… как его… ну, такой толстенький и противный человечек…

— Черт вас возьми, папаша… папаша… — бормочет Брокар, не в силах вспомнить фамилии папаши Ледрю.

Потом Энн берет его под руку, он называет ее теперь не иначе, как Клод, — «моя дорогая Клод», — и они идут к дверям бара, сопровождаемые двумя парнями и двумя девушками.

— В «Потомак», — бормочет Брокар, он все еще доволен, что вспомнил название гостиницы. — В «Потомак»…

— Да, да, в «Потомак», — шепчет ему в самое ухо Энн, она же Клод. — Сейчас поедем в твой «Потомак», французик…

Брокар и не подозревает, что его ведут вовсе не в гостиницу, его сознание смещено, и он совсем не удивлен, что лестница в «Потомаке», по ступеням которой его почти несут двое здоровенных парней, погружена во тьму. Таков — мерещится ему — обряд возвращения в гостиницу, и этот обряд надо претерпеть до конца, прежде чем обрести счастье остаться с Клод один на один…

А потом происходит нечто совсем непонятное. Тишину разрывают яростные крики, проклятия, взвизги. Брокара толкают то в одну, то в другую сторону, он больно ушибается о стену, о каменные ступени, какие-то люди подхватывают его, уносят вниз и бросают в машину. И вот уже в сопровождении двух неизвестных людей, из которых один — с большим плоским лицом и черными, вразлет усами — откуда-то ему знаком, Брокар поднимается в лифте на второй этаж настоящего «Потомака». Эти люди услужливо открывают перед ним дверь его номера, вводят его под руки во вторую, спальную комнату, бросают на кровать и исчезают.

Брокар медленным взглядом обводит комнату, неожиданно всхлипывает от смертельной усталости, от несказанного счастья, что он, наконец, один, дома, что под ним удобная, чистая, мягкая постель, с радостным остервенением срывает с себя одежду и заползает под одеяло.

22. ТЯЖЕЛОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

Брокара разбудил телефонный звонок. Даже спросонок ему подумалось, что этот звонок, быть может, означает конец его мучительных ожиданий. Он вскакивает с кровати и бежит в первую комнату, к телефонному столику.

— Хелло! — кричит он в трубку глухим, пропитым голосом.

— Брокар?

— Да, это я, Брокар!

— Надеюсь, вы узнаете меня?

— Узнаю.

— Сегодня в четыре часа за вами заедет машина и привезет вас ко мне. Обязательно захватите с собой рукопись. Ясно?

— Ясно.

— Все!

Звонил Хеллс. Его резкий, почти грубый тон не понравился Брокару. Похоже, сбываются его самые мрачные ожидания. А к тому еще после вчерашнего адски болит голова. Дернуло же его так напиться! Стой, стой, а каким же образом попал он ночью домой? Ему смутно помнится, что какие-то парни — верно, случайные собутыльники — привезли его в гостиницу на машине.

Брокар бросается к своему пиджаку, достает бумажник и дрожащими пальцами извлекает все его содержимое. И сразу успокаивается: восемьсот десять долларов! Значит, он потратил вчера всего двадцать долларов. Но какая все же неосторожность: таскать при себе все свое достояние, когда в номере имеется сейф. Попадись ему вчера другие собутыльники, им проще простого было бы вытащить у него бумажник. Здорово же ему повезло, что попались хорошие, честные парни!..

Но среди них была и девушка, да, да, черноволосая девушка с миндалевидными глазами! Эта девушка имела какое-то особое отношение к нему, Брокару, у него до сих пор сохранилась о ней хоть и смутная, но теплая, нежная память.

Ого, уже без четверти три! Говорят, что горячая ванна — лучшее лекарство от похмелья. Брокар напускает полную ванну воды, он долго нежится в ней, он даже мурлычет от наслаждения. Подумать только, что есть люди, которые всегда в полной беззаботности живут вот так, как живет сейчас он, Брокар, в этой комфортабельной гостинице. При этом они не зависят ни от каких мистеров Хеллсов, ни от каких Стампов, не боятся, что их изобличат в присвоении чужого открытия, не пребывают в постоянной тревоге, что их вот-вот выбросят на улицу без гроша, как ни на что не годный человеческий хлам…