Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы

Вы упрекали меня за то, что я ничего не знаю и знать не хочу о несчастном ребенке, коего произвела на свет. А как я должна была поступить? Признать его? И отправиться в Консьержери или быть высланной за супружескую измену? Даже Юнец не мог признать его – по той же причине. Если бы мы поддерживали хоть какую-то связь с людьми, которым отдали ребенка на воспитание (их фамилия Леруа – словно нарочно выбрана!), это могло бы выдать нас. Роль королевы обязывает актрису, которая ее играет, слишком ко многому. Я изгоняю его образ из своего сердца и вспоминаю мою родственницу Анну Австрийскую, которая вот так же изгоняла из своего сердца всякую память о несчастном, которого называют Железная маска. У каждого человека есть образ, который иногда высовывается из-за его плеча и смотрится вместе с ним в зеркало…

Моя дорогая Ламбаль, я подписала письмо для увеличения Вам королевского пенсиона. Вы должны знать, что эти деньги назначены для благосостояния того несчастного и семьи, в которой он воспитывается. Не сомневаюсь, что Вы проследите за этим, а также за тем, чтобы сие письмо не попало в чужие руки. Впрочем, надеюсь, и эту тайну Вы верно сохраните – так же, как и всегда хранили мои тайны!

С надеждой на встречу с Вами, всегда любящая Вас – М.-А.

Наши дни

Ну, наконец-то кончился этот бесконечный вечер. Рыдающего Фоссе никак не могли успокоить, пришлось вызвать «Скорую» и везти его на улицу Ульяновых, в психушку. Похоже, он сделал слишком большую ставку на письмо королевы и просто не вынес того, что все его планы пошли псу под хвост… были сметены, так сказать, в fosse' d’aisances, выгребную яму. Седов уверял, что хотел просто посмотреть картины покойного Альберта Григорьева-Канавина… об этом-де был уговор еще с самим художником при его жизни… Однако сын его и наследник в процессе этого показа вдруг спятил и принялся швыряться вещами и все громить. Врал Седов (или Chenu, кому как больше нравится) очень правдоподобно, и если Муравьев не верил, то и опровергнуть ничего не мог, тем паче что Алёна молчала как рыба. Никакого повода задерживать иностранного гражданина у Муравьева не было, вдобавок Седов предъявил билет на ночной рейс «Люфтганзы» до Парижа. Как известно, из Нижнего Горького можно попасть в Париж, либо доехав на поезде до Москвы, а там улетев на самолете, либо сразу на самолете – «Люфтганзой» – с пересадкой во Франкфурте-на-Майне. Это удобный, но ужасно дорогой рейс. Алёна им, к примеру, никогда не летала. Седов, видимо, считал, что цель оправдывает средства… Ну что ж, он был прав. Алёна подумала, что если бы Влад и Лариса тоже так считали и тоже летели «Люфтганзой», вся эта история могла бы кончиться совершенно иначе…

Еще из мастерской они с Муравьевым позвонили Диего-Карлосу Малгастадору и сообщили, что письмо найдено, а его дальнейшая судьба непредсказуема. Может быть, останется в русских архивах, может, будет передано во Францию. В любом случае в руки графу Альберту Леруа оно не попадет и не станет его козырем в попытках установления конституционной монархии во Франции. Да и вряд ли это в принципе реально. Времена уходят, и тут уж точно: кто не успел, тот опоздал.

Как не вспомнить все того же Эренбурга:

В одежде гордого сеньора
На сцену выхода я ждал,
Но, по ошибке режиссера,
На пять столетий опоздал.

На прощанье Диего взял с Алёны слово, что когда она снова приедет в Париж, то немедленно позвонит ему и они тотчас отправятся на милонгу – в «Le 18», «Retro Dancing» или куда пожелает Алёна, – где блистательный Карлос будет все время танцевать только с ней. Разумеется, Алёна с восторгом дала слово.

По указанию – в форме приказания – Льва Иваныча Алёну увезли домой на спецназовском автобусе. Бравые ребята выгрузили ее около подъезда и порывались проводить до квартиры – на всякий случай, – но Алёна не позволила. Она не знала, конечно, что ее ангел-хранитель снова заступил на боевое дежурство, но почему-то была уверена, что лимит случайностей для этой истории исчерпан.

Она поднялась на свой четвертый этаж, вошла в квартиру, включила свет. Тишина и покой, бояться нечего.

Алёна приняла душ и пошла в постель. И вдруг вспомнила про Дракончега.

Бог ты мой, она же обещала ему позвонить, когда (если!) все кончится. И не позвонила. Бедный Дракончег, наверное, весь изволновался!

А может быть, и нет. Изволновался бы – так хоть раз позвонил бы или эсэмэску прислал. А тут – полное молчание!

А может, она просто не слышала звонка?

На всякий случай Алёна решила проверить и достала телефон. Да так и ахнула – он был выключен! Должно быть, Муравьев нечаянно нажал не на ту кнопку!