Коллекция Кледермана

– Вы двое так и не зарыли топор войны? Хотя вы правы, он ненавидит эту Вегенер.

– Тогда почему она осталась?

– Из-за Лизы! Она кричала и клялась, что уедет вместе с ней, что ее уход ей необходим…

На лице Альдо появилось жесткое выражение, голос стал суровым:

– Прошу прощения, но как же дети? Мои дети, – с нажимом произнес он.

– Успокойтесь! Они в «Рудольфскроне» с моими слугами, которые их обожают. Я их отправила туда сразу после приезда Лизы. Я не хотела, чтобы они видели свою мать в таком ужасном состоянии. Им сказали только, что она больна и нуждается в длительном отдыхе… И это истинная правда! А теперь еще и смерть ее отца! Я опасаюсь последствий…

– Возможно, они будут менее трагичными, если уволить фрау Вегенер. Думаю, это решено! Теперь поговорим о Морице. Только прошу вас сохранять внешнее спокойствие, когда вы услышите то, что я намерен вам сообщить!

– Что же?

– Я не уверен, что похоронили именно его. Видаль-Пеликорн тоже сомневается…

Графиня с ужасом воззрилась на Альдо:

– Вы говорите серьезно?

– Серьезнее некуда! Возможно, вы заметили – или не заметили, потому что они старались не бросаться в глаза, и было много народа – двух человек, впрочем, довольно заметных, высокого роста в дорожных костюмах. Они не оставляли записей в книге скорби и ни с кем не разговаривали. Они только наблюдали.

– Не заметила. И кто они?

– Старший суперинтендант Гордон Уоррен из Скотленд-Ярда и глава французской сыскной полиции Пьер Ланглуа, с которым мы с Адальбером состоим в дружбе. Вы же понимаете, что люди такого ранга не стали бы беспокоиться просто так, даже ради такого человека, как Кледерман.

– А как вы пришли к тому… о чем вы мне только что сказали?

Альдо рассказал о своем визите в Институт судебно-медицинской экспертизы, о своих чувствах при виде изуродованного трупа, о внезапном появлении Гринделя, о том, как племянник сообщил о «неопровержимом доказательстве», которое подтвердила Лиза в своем личном разговоре с Ланглуа…

– В самом деле, все это так странно! И что вы намерены предпринять теперь?

– Попытаюсь найти моего тестя и поймать убийц с помощью Адальбера… и кое-кого еще. Поэтому не отчаивайтесь, моя дорогая бабушка! Расскажите мне о малышах! Вы знаете, мне их очень не хватает.

– Они тоже без вас скучают! Особенно, разумеется, близнецы! С их воображением они представляют вас неким гениальным авантюристом, охотником за сокровищами и одновременно рыцарем, защищающим – одному богу известно почему – вдов и сирот! Антонио даже уверен, что у вас где-то в секретном месте спрятаны доспехи, которые вы надеваете, отправляясь на охоту за разбойниками. Это приводит в отчаяние их мать, настоящую швейцарку, уважающую себя и покой своей семьи!

– Не разуверяйте их! Пусть фантазируют! И поцелуйте их за меня. Я надеюсь, вы отвезете к ним их мать?

– Я бы этого хотела, но не знаю когда! Все будет зависеть от завещания. Господи! Я совсем об этом забыла! А после того, что вы мне сказали, это вообще кажется абсурдным! Ладно, посмотрим!

– Когда будет вскрыто завещание?

– Завтра после обеда в резиденции. Вы должны были получить приглашение…

– Я не получал его, но, вполне вероятно, что оно ждет меня в Париже или в Венеции, если его послали в последние дни. В котором часу?

– В три часа. Не опаздывайте! Мэтр Хиршберг, нотариус, очень щепетилен в этом вопросе. В три часа пять минут двери будут закрыты!

– Ни секунды в этом не сомневаюсь!

Он помнил этого нотариуса из Цюриха с давних пор, еще когда он приезжал в Вену для подписания их с Лизой брачного контракта… Прошло всего несколько лет. Мэтр был человеком чрезвычайно суровым. Едва ли он с тех пор изменился. Среднего роста, но сухой, словно побег виноградной лозы, со стриженными ежиком темными с проседью волосами, со строгим лицом, с большим носом и в очках, скрывавших единственную оригинальную черту во всем его облике – глаза разного цвета, один карий, другой серый. Нотариус одевался по моде начала века: черный редингот, черный жилет с цепочкой от часов, толстой, словно якорная цепь. Он никогда не менялся, только волосы со временем стали совсем белыми. Когда Альдо увидел его впервые, мэтр показался ему настоящим воплощением закона. Ему должна была бы пойти мантия судьи. Когда новоиспеченный молодожен поделился своими мыслями с тем, кто только что стал его тестем, тот засмеялся:

– Я согласен с тем, что его не назовешь весельчаком, но он мог бы позировать для статуи порядочности. Он не шутит ни с кодексом, ни с деньгами своих клиентов!

Поэтому Альдо очень удивился, когда на другой день в рабочем кабинете Морица мэтр Хиршберг пожал ему руку с неким подобием теплоты и сказал:

– Я бы предпочел, князь, встретиться с вами при других обстоятельствах. Примите мои искренние соболезнования и займите ваше место!

– Благодарю вас, мэтр, но… разве мы будем одни?