Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е

Кирилл шел, в большой тревоге сжимая пальцами переносицу, и с усилием стремился уничтожить самца «цветов» или, по крайней мере, обезвредить его. Борьба состояла в том, что Кирилл вызывал перед собой изображение самца и резким усилием старался сломать и разрушить это изображение. Иногда ему казалось, что дело сделано, но ощущение грозящей опасности возвращалось, и Кирилл опять корчился, удивляя прохожих, и опять изображение самца мутнело и расплывалось. Кирилл понял, что хотя он и не сумел уничтожить его на расстоянии, все-таки ослаблял его и обессиливал. Иногда ему приходила в голову мысль, что у него нет ни одного доказательства того, что «цветы» существуют, а ни один из знакомых, с кем он общался на расстоянии, никак не выдавал того, что он мысленно слышал и говорил с Кириллом. Ясно, что это тоже происки «цветов», стремящихся уничтожить Кирилла до того, как он сообщит об их существовании людям, и устранить любые доказательства, которые он мог бы привести в подтверждение своего открытия. Это была смертельная игра. Теперь он понимал, какие опасности ему грозят, но, обладая способностью предвидения, избегал их. Был пятый час дня, восьмой с момента, когда он ушел из дома. Он не мог себе представить, куда заведет его сознание долга и когда он опять окажется дома. Он хотел есть. Но идти сейчас домой — значит подвергать опасности не только себя, но и всю семью, да и непонятно, как он доберется до дома невредимым, когда было совершенно ясно, что против него уже организован заговор под гипнозом «цветов». Вот идет медленным шагом навстречу человек в старой кожаной куртке. По виду — хилый, ботинки все в пыли, криво улыбается чему-то, по сторонам не смотрит. Но Кириллу-то ясно, что в левой руке у него, в кармане, револьвер. Кирилла не просто взять: он даже манит человечка к себе, иди, иди, не бойся, а когда тот подходит вплотную, самодовольная улыбка заливает лицо Кирилла: «Ну что, взял?» И вслед ему помашет рукой: до новой встречи! Потом он смотрел на безупречно чистое, бледное небо над особняками улицы Чайковского, в котором не было видно ничего, что заставило бы опасаться, что «цветы» близко.

Кирилл благостно, растроганно оглядывал уличную толпу. Жизнь этих людей лишена половины радостей под игом «цветов», все их способности и страсти загнаны в тупики сознания, и из-за этого каждый тяготится своей неполноценностью и относится к себе в глубине души пренебрежительно. Единственное, что им надо теперь делать, — это осознать чуждое, угнетающее влияние «цветов» и сознательно бороться с их гипнозом. Остальное появится само по себе, естественным порядком: каждая минута жизни будет приносить людям острое, как укол, удовольствие, к старикам вернется непережитая любовь и нерастраченные таланты, и, лишенные внешних причин для ранней старости, расцветут старые девы и увядшие красавицы, успокоятся одержимые и воспламенятся меланхолики. Легко понимая друг друга и избегая доставлять неудовольствие посторонним, люди начнут новую жизнь под знаком освобожденной человечности. Это не было бредом, он ясно видел, как она начнется на этих стройных улицах, в горьком воздухе города, рядом, на этом же перекрестке, где ничего не подозревающий мальчик мчится в магазин за папиросами и спичками для отца и сам Кирилл, ускользнувший от почестей, совершает вечернюю прогулку в обволакивающих летних сумерках.

Его охватило чувство легкости и восторга, и он понял, что самец, наконец, сломлен. Перед ним опять был каскад огоньков и ощущение свежести, и он вспомнил ту ночь, первые минуты после того, как он увидел самку «цветов». Несомненно, она сознательно привлекала сейчас его внимание и тянулась к нему, убийце ее мужа, не в силах существовать одна. Кирилл подумал, что перед ним теперь единственная возможность доказать людям достоверность его открытия, и эта возможность состояла в том, чтобы заставить самку спуститься на Землю. Он остановился у афиши «Большой зал Ленинградской государственной филармонии» и, скривив лицо и напрягая лоб, старался привлечь самку к Земле. Казалось, она поняла его и послушалась. Теперь она двигалась навстречу, но каким способом, Кирилл не мог разобрать, потому что он воспринимал ощущения, испускаемые живыми существами, а она находилась в каком-то плоском органическом, но не живом теле.

Теперь надо было решить, как вернуться домой, потому что ноги устали, а ночевать вне дома было бы для Кирилла чрезмерным геройством. Он решил сделать круг по ближайшим кварталам, оставить убийц позади себя, а потом неожиданно сесть на сорок седьмой автобус и добраться до дома. Нужно как следует отдохнуть перед завтрашним днем. Говорить кому-нибудь о том, что происходит, пока не стоит. И Кирилл уехал в автобусе, в котором желтые отражения лампочек ложились поверх темных фасадов и делали их несуществующими.