Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е

Но это был только один мой путь. Только одна моя крайность (крайность отказа), куда меня загнал мой печальный жизненный опыт. Я потом почему-то заметил, что мне не усидеть долго в этой крайности (хотя я вполне серьезно собирался просидеть в ней всю жизнь). Я стал вылезать, оживляться. Для меня — постепенно — стал открываться другой путь: путь не отказа — активности. Путь позитивного и положительного. Я, конечно, поначалу сомневался в себе и колебался. А что из этого выйдет? А надо ли мне это? А хочу ли я этого вообще? А хватит ли меня? и т. д. Так приятно было жить в отказе, и хотеть только отказа, и ничего не хотеть: довольствоваться только собой, своим способом дружбы. А тут вдруг вот захотелось чего-то еще. Надо ли мне хотеть? Должен ли я хотеть? Просыпаясь по утрам в три-четыре часа, я подолгу не спал, ворочался, обдумывал для себя все эти вопросы, а также другой, не менее важный вопрос: простить мне их или не простить? «Их» — это моих «друзей», которых у меня так и не было и которые так и не стали моими друзьями. Но «их», кажется, — это и нечто большее. «Их» — целый мир, все люди вообще, целый «свет». Обидеться мне на них — на всех, на «друзей», на весь свет (я хороший; и все это было в моей власти, и я это мог), или не обидеться и (таких плохих, столько обид я от них претерпел) всех их простить?.. Не скажу, чтобы я простил всех их сразу. Но я стал их прощать постепенно, все больше и больше я их прощал. Как всегда, я и тут начал с правил, и, соответственно, менялись постепенно и мои правила. Из «закрывания глаз» получилось «открыть глаза». Из «не смотреть» — «поглядывать». Из «слез» — «сухие глаза, трезвый взгляд и руководство разумом». Из «биения сердца» — «владение собой и сильная воля». Из «пусть сам догадается» — «я ему себя покажу» (уже близко к: «я ему покажу!»). Из «издалека» получилось «умеренное общение»; да, мы дружим, друзья, но слишком тесная дружба меня тяготит, и я сам иногда, ничуть потом об этом не жалея, прогонял от себя «друзей», которые мне слишком надоедали (я их просто органически не мог терпеть возле себя), и они, я замечал, от этого только еще больше ко мне привязывались. Я втайне уже начинал самодовольно про себя ухмыляться. Из «надо прятаться» вышло «наполовину скрывать, а наполовину себя выставлять», а со временем даже и — «целиком себя выставлять». Дальше — больше: развитие мое не задерживалось. Из простого «надо быть вместе» получилось «надо проникнуть». То есть было в этом что-то похожее от моего первого «лезть», надо «просто лезть», просто вперед, вот, хочешь чего-то — и делай туда первый шаг, иди туда, иди и бери. Но это было уже иное «лезть», на ином уровне (которого я достиг, идя по спирали), то же и — не то же, качественно старое, но и количественно иное, а потому и качественно иное: именно не «лезть», а «проникнуть».

Именно из этого, пожалуй, пошла моя большая беда. Из такого, казалось бы, элементарно простого «надо проникнуть» пошла целая поросль разнообразных ответвлений и вариаций. Тут было и (из «проникнуть») «надо бороться». И (из «надо бороться») «надо преодолевать». И (из «надо преодолевать») «надо победить». Другая ветвь: из «надо бороться» — «надо знать». Из «надо знать» — «всего никогда не узнаешь». Из «всего не узнаешь» — «надо доверять». Из «надо доверять» — «надо проверять», то есть опять «что-то знать», и третья ветвь: из «надо доверять» — «надо воспитывать». Четвертая ветвь: из «надо победить», а может быть, и из «надо поверять» или из «надо воспитывать» — «надо мучить». И так далее, и так далее. Это был целый сложный клубок — сплетение, конгломерат в котором я сам иногда (сам в себе) не мог разобраться. Одно вытекало из другого, все было взаимосвязано, все обуславливало друг друга. Я был и таким, и таким — и таким, и не таким. Когда меня познакомили с ним, я стоял где-то между (то есть сразу со всеми тремя) «надо испытать», «надо победить и „надо мучить“. Все это, конечно, для того, чтобы найти себе настоящего друга! И когда я увидел его, что-то сказало мне: это он, — вот, наконец-то. Он — моя судьба. Он — тот, кто мне нужен. И я должен был бы, наверное, радоваться. Но сердце во мне затрепыхалось, провалилось куда-то вниз, далеко, я еле оправился, я чуть не умер от слабости, я пережил такой страх, будто б моя жизнь вот-вот кончится, я покраснел, взволновался, почему-то заплакал (слезы выступили у меня на глазах), все было так, будто б не дружба и счастье, а несчастье ждало впереди, еще не начав, я думал уже о конце, заглядывал молниеносно вперед, и конец этот („он мой друг“) казался мне только возможным несчастьем. Я не суеверен, но у меня мурашки продрали по коже. Я, конечно, старался держать себя в руках и не подал и виду. Но он все равно, я видел, все это видел и все это заметил.