Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е

— Пожалуйста, Семен Иванович, — ответил прокурор, протягивая пустой стакан (графин майор взял сам). — Пожалуйста!

Прокурора Модеста Ильича Табачникова и майора милиции Наганова связывала давняя дружба и общие дела искоренения преступности (с соответствующим изъятием преступников). Ни в одной просьбе майора прокурор не находил в себе сил отказать: они всегда были так логичны, убедительны, последовательны. Вот и сейчас, слушая Наганова, прокурор Табачников время от времени от удовольствия (или внимания?) жмурил серые стальные глаза.

— Пожалуйста!

Майор залпом осушил стакан, вытер губы и продолжал суть дела. Но то ли вода смягчила голос, то ли потому, что главная его суть была уже изложена, Наганов заговорил совсем иным тоном:

— Преступный Франкельштерн С. X. стал пускать по трамваям вредные слухи, исподтишка, шепотком: про памятник Кутузову, про сломанные пять ног и три руки, про голого младенца-великана, про подкидывание им граждан, про милицию, про зоопарк… Да вы, наверное, и сами это слышали?

Прокурор кивнул и опять зажмурился. На сей раз — явно от удовольствия. Наганов продолжал:

— Темный народ и поверил. Не все, конечно, главным образом старушки. Но кое-кто всему поверил. Слухи по городу стали ходить один другого краше…

Прокурор кивнул опять, но уже не зажмурившись, вспомнив разговоры жены и тещи о способностях и силе беглого ребенка-богатыря.

— А потом я этот еврейский узелок распутал, — удовлетворенно сказал майор. — Начисто распутал! До ниточки! Сломанные-то граждане, — пять ног, три руки — сломали свои органы по своей вине, без всякой помощи младенца. Кто выпивши был, кто поскользнулся. Морщинкин, постовой, написал рапорт — вот он, на бумаге.

Наганов показал лист бумаги. Прокурор кивнул в третий раз, не жмурясь и не вспоминая.

— Не звонил он мне, Морщинкин, не звонил. И на посту его никакого че-пе не было. Тогда все стало ясно, ясней чем семью семь, — заключил свой рассказ майор Наганов любимой поговоркою.

В ответ, ни слова не говоря, прокурор крепко пожал майору руку и протянул свежезаполненный ордер на арест четы Франкельштернов, С. X. и У. Ю.

— Спасибо, — сказал растроганный майор. — Спасибо, Модест!.. Теперь им, Франкельштернам, крышка. Не уйдут! — и вышел из прокурорского кабинета, плотно закрыв за собою дверь.

Сорвалось

Арестовывать Франкельштерн У. Ю. майор не торопился: она была в больнице, поврежденная, и уйти не могла. Арестовывать Франкельштерна Симона Хаимовича майор направился с двумя верными старшинами, Могучим и Узелковым. Майор был в штатском, старшины — при погонах.

Дверь открыла девочка лет десяти. Наганов ласково спросил (старшины были пока что не видны):

— Франкельштерн, дядя Симон, дома?

Одной рукой он погладил в кармане рукоять служебного пистолета, второй рукой — голову девочки.

Девочка не отвечала, испуганно глядя на майора: за его спиной, раскрывая конспирацию, грозно вырисовывались фигуры в милицейской форме. Узловатая, жилистая, собранная — старшины Узелкова и большая, могучая — старшины Могучего.

— Гражданин Франкельштерн Симон Хаимович дома? — опять спросил майор, на этот раз уже строго (отметив в памяти: «Выяснить, почему она боится вопроса?»).

— Ннии з-знаю… — наконец ответила девочка, мелко дрожа. На фоне штатского майора старшины Узелков и Могучий казались ей воплощением рока. Рока, одетого в строгую синюю форму милиции.

Наганов, легко отстранив девочку, прошел в коридор. Вслед за ним вошли старшины, плотно прикрыв входную дверь.

— Кто там? — из дверей одной из коммунальных комнат выглянул постовой Морщинкин. — Кого зовут?

Постовой Морщинкин и дома носил милицейский мундир. Правда, сапоги он сменил на домашние тапочки, чтобы не следить в квартире.

— Это я, младший сержант Морщинкин! — сказал майор. — Не узнали? Идите сюда!

Морщинкин приблизился, недоверчиво глядя на майора, одетого в штатскую форму.

— В какой комнате живет Франкельштерн?

— Вот в этой, товарищ майор, — ответил постовой, переминаясь с ноги на ногу в домашних тапочках и остро чувствуя их несоответствие служебному мундиру на плечах. — Только его нет, товарищ майор. Нет его дома — и не скоро будет. Уехал Франкельштерн. Надолго уехал. А может быть, и ненадолго, кто ж его знает?

— Как это — уехал? — Ордер на арест жег карман штатского пиджака Наганова. — Когда уехал?

— Вчера, товарищ майор. Только вчера. Вечером.

Наганов оторопел. Крутанул головой, поморгал глазами, потом снова крутанул головой, вновь поморгал. Переспросил:

— Как это понять — уехал?

— Да очень просто понимать, товарищ майор. Уехал — да и все тут! У-е-хал…

Морщинкин глядел простодушно, истово.

— Да как это — уехал? — снова крикнул, ярясь, майор Наганов.

— На поезде уехал, товарищ майор. С чемоданищем. Я же его и до вокзала проводил, до Московского. Чемодан ему помогал тащить. Тяжеленный он, как чугун. Все руки обмотал.

Наганов переменился в лице. Сверля Морщинкина недобрым взором, спросил зловеще:

— Пррро-болтались, младший сержант?

— Я, товарищ майор?

— Вы, постовой Морщинкин! Что вы сказали Франкельштерну о нашем разговоре?