Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е

Наконец, были другие, четвертые, уже больше похожие на меня, больше — как я, именно с ними мне-то, по-видимому, и надо было по-настоящему связывать свои надежды, если я хотел, чтобы они стали реальностью. И я так и делал. Я их с ними связывал. Я понимал, что вот эти, четвертые, мне потенциальные друзья, или — почти что друзья, или — да, в самом деле, друзья, мы с ними друзья, и они мне — друзья. Но, чувствуя это, я, который, казалось бы, должен был радоваться, ощущал в себе тайное недовольство, поднимающуюся во мне раздражительность. «Ну, друзья. Ну и что? Скажите, пожалуйста, какие друзья!..» Достигая желаемого, я вроде бы был недоволен. Без дружбы я страдал, но и заимев их, этих друзей, я тоже страдал. Я все время ими был недоволен. Я к ним снисходил, я ими всегда чуть-чуть помыкал. «Подумаешь мне, друзья!» Иногда у меня так и вертелось в уме или на языке: «Да нужны вы мне! Друзья!..» Или даже: «Да убирайтесь вы к…» Нет, не о таких друзьях я мечтал. Не такие друзья мне были нужны. Не такие — приходящие и прилепляющиеся ко мне, слюнявенькие и прочие виделись мне, а те, другие, летящие, убегающие прочь от меня и бесстыдно берущие от меня серебро. Сколько бы серебра я ни дал, чтобы их остановить для себя, чтобы я стал бы с ними, а они стали со мной!