Он нагнулся за оружием, Хармони бросила Рифкина и, раньше, чем Санни
Коко Шанель кашлянула, разворотив Хармони глотку. Стриптизершу отнесло к противоположной стене. У Санни было пять минут на то, чтобы понять, что его не убили, а затем Хармони поползла по стене вверх и исчезла в тени под самым потолком.
И вырубился свет.
—
Он вертелся на месте, пытаясь отличить силуэт женщины от теней над головой. Раздался
Чудовище выпало из теней и приземлилось ему на спину. Санни заметался, врезаясь в стены и мебель, пытаясь сбросить ее.
— Все бесполезно, боец, — прошипела тварь.
Его позвоночник обожгло, когда язык существа пробил кожу у основания его черепа и начал ввинчиваться дальше, разрывая мышцы.
—
Санни упал на колени.
Дробовик лежал всего в каком-то футе от них, но Санни рухнул лицом вниз, когда попытался его достать. Тварь на его спине запустила свой зонд еще глубже.
Он знал, что Шарки прав, поэтому правой рукой, под хруст суставов, потянулся к дробовику. Что-то в плече щелкнуло и поддалось, Санни потянулся дальше, коснулся холодного дерева… вздернул его.
Дальше остались лишь ощущения: он ткнул Коко Шанель вверх и назад, через левое плечо, почувствовал, как дуло входит в нечто мягкое, и спустил курок. Выстрел оглушил его, зато Хармони снова отнесло на несколько метров.
Санни вскочил на ноги, жадно втягивая пересохший воздух, больным глазом вглядываясь в темноту. Хармони лежала у двери, ее лицо превратилось в ошметки. Острые шпильки туфель оставляли глубокие царапины в полу: она пыталась встать и сучила ногами. И у нее почти получилось. Наполовину поднявшись, Хармони хрюкнула, и тут ее затылок взорвался, выплескивая содержимое на противоположную стену.
Миг спустя снова зажегся свет.
Санни потрогал свой раненый затылок и вздрогнул. А потом отправился проверять Рифкина.
Он и раньше видел мертвых, но по сравнению со Скарпом даже латынь до сих пор жива. Скарп выглядел как человек, который поскользнулся на томатной пасте, заработал инфаркт, но успел застрелиться от стыда за такую глупую смерть.
Санни наблюдал, как его последняя надежда на пять тысяч баксов истекает кровью на развороченном полу квартиры, которая ему больше не по карману.
А потом Скарп сел. И завопил:
— Больно же, сука!
Санни присоединился к воплю, и вышел дуэт Билли Грэхема и Чарлтона Хестона на вечеринке в честь тюремного изнасилования.
— Чувак, блин, ты меня напугал! — сказал Рифкин.
Санни клацнул зубами.
— Флаконы, — сказал Рифкин.
— Что?
— Хрустальные флаконы. Ты ж, надеюсь, их не прострелил?
Хармони сползала по стене, сдуваясь, как резиновая кукла.
Уцелевший флакон поблескивал на ее быстро опадающей груди под тем, что раньше было головой.
Санни снова услышал тоненький визг, на этот раз более четкий. Визг, который доносился
— Ну? — хрюкнул Скарп.
— Один разбился, — сказал Санни. — А второй…
— Черт! Дерьмо! Дерьмо!
Рифкин заколотил кулаком по полу, с каждым движением хрустя сломанной спиной. Позвоночник не выдержал, и его тело с громким мерзким звуком просело дюйма на два: Рифкин рухнул лицом вниз, как религиозный фанатик черной Оклахомы.
И во второй раз за ночь Санни ощутил, как его внутренности исполняют сальто-мортале.
Где-то снаружи громко хлопнула дверь машины. Полиция не стала бы сюда ехать до самой программы по облагораживанию района, так что беспокоиться о копах не стоило. Как и
Рифкин оттолкнулся от пола руками, поднимаясь над лужей собственной крови, и уставился на Санни.
— Тащи сюда это дерьмо, и быстро, — хрипло скомандовал он.
Правая рука соскользнула, и он снова рухнул лицом в лужу.
Санни услышал отчетливый хруст, но не поверил своим ушам.
— Чееееедт, — заорал Рифкин. — Мой дос!
Санни вытер подбородок и застегнул штаны.
— Ты просто жалок.
— Эй! — Скарп уже не поднимался, вопя в пол. — Я дебе пдачу не за оскорбдедия, идиод!
— Оставь себе свои деньги. Отскребись от пола и вали отсюда.
Рифкин фыркнул.
— Сдушай, гедий. Я бы с удоводсвтием, но ода сдомада мне спину, и я не багу встать!
— Не мои проблемы.
Рифкин взвыл. Лампочка над головой Санни замигала.
— Дадно, сдушай. У бедя в багажнике подмиддиода доддаров. Даличдыми. Дай мде фдакон, и оди твои.
Санни нахмурился.
— Да что в этом флаконе?