Коллекционер пороков и страстей

– Картины развешаны по всему дому. Самые ценные из тех, что не его, висели в библиотеке, смежной с ней комнате и кабинете. Его собственные картины в студии и в большом зале рядом. Картин Натана в доме не так уж и много. Те, что он предпочел оставить себе, почти всегда участвуют в каких-то выставках. Он был во многом человеком старых взглядов, из тех времен, когда о видеонаблюдении и прочем знать не знали. Решетки на окнах, железная дверь – вот и вся охрана. Кстати, бог миловал, никто никогда на его собственность не посягал. В те времена, когда он был моложе и еще жил в квартире, все стены от пола до потолка были завешаны картинами. А замок на двери открывался дамской шпилькой. Но воры его квартиру обходили стороной.

Тут я вновь взглянула на картину и подумала: нормальному вору в голову не придет, что такая мазня денег стоит. И попыталась вспомнить какую-нибудь картину Лотмана, но не преуспела, хотя видела их не раз, художник он действительно известный. Надо сегодня же посмотреть…

– А что вы скажете о его близких? – спросил Бергман, меняя позу, теперь руки он сложил на груди и с интересом рассматривал что-то у себя под ногами. Я на всякий случай тоже посмотрела: ничего.

– Сестра, дочь, внучка, – пожала плечами Галина. – Бабье царство, как он их называл. Все его до смерти боялись.

– Боялись?

– Характер у него взрывной, мог наорать. Ударить, кстати, тоже мог. Мне один раз влепил пощечину. Я попросила больше этого не делать, если не хочет получить сковородкой по башке. А эти инфузории вряд ли способны на отпор. Прости, Господи, – торопливо добавила она. – О покойниках плохо не говорят.

– Давайте все-таки поговорим, – усмехнулся Максимильян. – Начнем с сестры.

– Ядвига мне всегда казалась чокнутой. В брате души не чаяла. Обожала племянницу и ее дочь. Абсолютно неприспособленная. После смерти жены Натана о его дочери она заботилась и вырастила свое подобие. Дочка отца боялась до судорог. Доставалось ей от него частенько, особенно когда она стала у него работать. Материально все зависели от него. А он, прежде чем денег дать на любую мелочь, полчаса втолковывал им, какие они ничтожества.

– То есть особого повода любить его у них не было.

– Вот уж не знаю, был или не был. Но по собственному опыту могу сказать, любят не за, а вопреки. Ядвига без брата жизни не мыслила. Она до того дура, что просто не знала, что с этой жизнью делать. Вера… может, и хотела бы уйти от отца, но характера не хватало. Привыкла во всем ему подчиняться.

– А ее замужество?

– Единственный акт неповиновения, – засмеялась Галина, – закончился бесславно. Прибежала к отцу в ночнушке и тапочках. Пьяный супруг надавал затрещин, и это при том что она была на последнем месяце беременности. Муж поутру ее забрал, она, конечно, простила. Так и мыкалась туда-сюда, пока Гаврила от передозировки не скончался. Внучку Натан у них отобрал, она жила у него с нянькой вместо матери. Вера возражать не стала, а муженьку было все равно. Вряд ли он вообще заметил отсутствие дочери.

– Лотман внучку любил?

– Конечно. Из трех баб эта самая толковая и не без характера. Мать с теткой ни во что не ставила, и правильно. Дедом в меру сил вертела, он был готов на все, если это стоило недорого.

– А машина?

– Подарок на восемнадцатилетие? Вы эту машину видели? Сомневаюсь, что о ней девчонка мечтала.

– Молодые люди у Надежды были?

– Понятия не имею. Но вряд ли бы она пригласила их в дом. Натану бы никто не понравился. Если только арабский шейх, но и в нем он бы усмотрел одни недостатки. У него была жуткая боязнь, что Надя отправится по стопам матери, то есть выскочит замуж за какое-нибудь отребье. Он твердил об этом девчонке с утра до вечера и разглядывал всех друзей-подруг под микроскопом. Кто такое выдержит?

Бергман задавал вопросы еще минут десять, после чего, вежливо поблагодарив хозяйку, поднялся.

– Извините за беспокойство, – уже возле двери сказал он.

– Беспокойте в любое время, – усмехнулась Галина. – И ради бога, найдите того, кто это сделал.

– А вы сами что думаете по этому поводу? – спросил Максимильян, стоя к Галине боком и разглядывая картину.

– Я? – вроде бы удивилась женщина.

– Ну да. Вы ведь наверняка задавались вопросом: кто мог совершить убийство? Точнее, три убийства?

– Не знаю, – ответила она с большой поспешностью. – Недоброжелателей у него было много. Но убийство… наверное, все дело в этих деньгах… Грабитель-отморозок…

Бергман кивнул, словно соглашаясь, и мы покинули кабинет. Не дожидаясь привычного вопроса «что скажешь?», я заметила, как только мы вышли из музея:

– Мне показалось, она говорит искренне…

– Кроме разве что последнего вопроса, – усмехнулся он, и я согласилась:

– Да, кроме разве что последнего. Подозрения у нее есть, но она не захотела ими делиться.

– Или не рискнула.

– Или так, – кивнула я.

Мы сели в машину, но уехали недалеко. Развернувшись на светофоре, Бергман припарковал «Ягуар» возле небольшого сквера. Отсюда музей был хорошо виден.

– Надеешься, что Галина бросится сломя голову к своему возможному сообщнику? – съязвила я.