Коллекционер пороков и страстей

Я потянулась к ней, точно зная: ее оставили для меня. Она была сложена так, что статья с броским заголовком сразу бросалась в глаза. «Убийца – четырнадцатилетний подросток?» Я прошла к дивану, стряхнула пыль с одного края, села и стала читать. На статью в половину полосы я потратила довольно много времени. Перечитала ее один раз, потом второй и третий. Газета успела пожелтеть, загнулась по краям. Я проверила дату, вышла она почти двадцать лет назад…

Двадцать лет назад здесь жила семья: мать и двое сыновей. Старший – Эдуард, Роман на четыре года младше. Мать нигде не работала, на что жила семья – толком никто не знал. Позднее соседи говорили, что часто видели тут незнакомого мужчину. Женщина ни с кем не общалась, приехала сюда года за два до трагедии. Сыновья учились в местной школе. Обычные мальчишки, правда, старший сверстников сторонился, но учился хорошо, и преподаватели им были довольны. Вряд ли кто-то заинтересовался бы этой семьей, если бы не последующие события. Вечером 25 августа соседка почувствовала запах гари, вышла на улицу и увидела клубы дыма в окнах второго этажа дома, где жили Терещенко. Она немедленно бросилась к соседям, дверь была заперта, на стук и крики никто не реагировал. Пожарные прибыли в рекордный срок, пожар очень быстро удалось потушить. В комнате на втором этаже обнаружили трупы хозяйки и ее младшего сына. Оба были зарублены, топор лежал тут же. Трупы, перед тем как поджечь, облили бензином. Убийца рассчитывал, что пожар уничтожит следы преступления. Старшего сына в доме не оказалось. Его не нашли ни в тот день, ни в последующие. Пока следователи строили предположения, куда он мог исчезнуть, выяснились кое-какие странные обстоятельства. Ни одной фотографии Эдуарда Терещенко обнаружить не удалось. В школе он ни разу не фотографировался, а в домашнем архиве, который по замыслу преступника тоже должен быть уничтожен, все его изображения были тщательно отрезаны. Это и возбудило подозрение: вполне возможно, что убийца четырнадцатилетний подросток, и к убийству он готовился заранее. В тот же день из Лютова исчезла учительница, пятидесятиоднолетняя Лариса Ивановна Мельник. Жила она одна, близких родственников не имела. На ее исчезновение обратили внимание не сразу, Мельник находилась в отпуске, семьи нет. Но когда появилась версия, что Эдуард Терещенко убил мать и старшего брата, следователю в школе сообщили: единственный человек, с кем у Эдуарда были дружеские отношения, – это Мельник. Тогда и выяснилось, что она тоже исчезла. Обоих объявили в розыск. Однако поиски успехом не увенчались. Фотографий Эдуарда не было, а вот фото Мельник нашлось в школьном архиве. Еще одна деталь: в ее доме тщательно убрались, так что никаких отпечатков пальцев там не оказалось. Как не оказалось ни фотографий, ни документов исчезнувшей женщины.

В газете были опубликованы две фотографии, на одной дом Терещенко в глубине участка, на второй Мельник, то самое фото из школьного архива. Суровое лицо, тяжелый подбородок, седые волосы, зачесанные назад. Она казалась старше своих лет. Я вглядывалась в фотографию, поймав себя на мысли, что ищу сходство с Лионеллой. Черты лица можно изменить, а вот взгляд…

Скрипнула дверь, и я в страхе обернулась. В холле сквозняк… Я вновь посмотрела на следы, ведущие из гостиной. Сунула газету в сумку и пошла в том направлении, держась чуть в стороне. За моей спиной появилась еще одна цепочка следов. Отпечатки мужских ботинок обрывались возле лестницы.

Я поднялась на несколько ступенек. Второй этаж тонул в темноте. Я вновь прислушалась: угроза исходила не от человека, а от самого дома. В местах, где произошло убийство, еще долгое время присутствие зла ощущается почти физически.

– Здесь никого нет, – сказала я с намерением себя успокоить, но страх не исчезал, иррациональный страх, когда сама не знаешь, чего боишься. Стен? Половиц под ногами? Дома, который в любой момент может стать ловушкой? – Здесь никого нет, и я не боюсь, – дважды повторила я и начала подниматься по лестнице.