– О, какие громкие слова! Какие глупые громкие слова! «Ненавижу, убийца». Да что ж из того, что убийца? Ведь дело совсем не в этом. В раю и с убийцей хорошо. Тем более терять тебе нечего. Твой Миша убит, а Вадима ты никогда не любила. Сама же и ушла от него. Кстати, его скоро выпустят. Между прочим, я постарался. Если Гаврилов не совсем дурак, раскрутит это дельце очень скоро. Так что можешь быть спокойной за бывшего своего.
– А разве Гаврилов с тобой заодно?
– Гаврилов? Нет. То есть получается, конечно, заодно, но он об этом не знает. Подбросил ему пару приманок, чтобы на след навести, и парочку стрелок поставил, чтобы с пути не сбился. Надо же помогать следствию. Как ты считаешь? Особенно если интересы следствия совпадают с моими. А они как раз совпадают. Вот как наши с тобой интересы сейчас.
– Наши интересы совпасть не могут.
– Ну как же не могут, они уже совпали. Будем действовать вместе. То, что ты ментов на дачку навела и Мишу мертвого продемонстрировала, это плохо. Теперь ты должна ошибочку свою исправить, успокоить ментов и в первую очередь Гаврилова. Если он позвонит, а он обязательно должен позвонить, я в этом уверен, ты подойдешь к телефону, спокойно с ним поговоришь. Он не должен ничего заподозрить. Если приедет к тебе, подойдешь к двери, также спокойно объяснишь, что легла уже спать, что у тебя все нормально, но не откроешь. Но это, конечно, крайний вариант. Надеюсь, что он все-таки не приедет. Во всяком случае, без предварительного звонка. А ночью, вернее, под утро, часа в четыре, мы уйдем отсюда. У меня внизу машина – серый «Запорожец», может, ты видела. Да, да, «Запорожец». В нашем деле главное – не выпендриваться, конспирация прежде всего.
– Я никуда не поеду.
– Поедешь, куда денешься. Только ты должна уяснить, что выхода другого у тебя нет, а раз нет, то что же кочевряжиться? Расслабься. Нас ждет новая жизнь, очень даже неплохая жизнь. Я хочу, чтобы ты это поняла и перестала бы выкаблучиваться.
– Я не…
– Хватит! Мне надоело тебя уламывать! Или ты едешь со мной добровольно, или… Да пойми же, у тебя действительно нет другого выхода. Оставить тебя я не могу. По разным причинам. Во-первых, ты мне нужна, а во-вторых, ты уже играешь в моей игре, знаешь весь расклад: сценарий и роли. Как же я могу тебя оставить? Никак не могу. Ты должна поехать и поедешь.
– А если нет? Как ты можешь меня заставить?
– Как? А ты не догадываешься? Сама же меня убийцей называла. Вот-вот, по своей специальности и заставлю. Ты ведь не хочешь умереть, правда? И прямо сейчас. Не вообще когда-нибудь, а сейчас. Представь, через десять минут, через полчаса, через час ты вдруг перестанешь жить. Я предполагал, что ты можешь заартачиться, и к такому варианту тоже подготовился. Даже смерть тебе выбрал. Выглядеть это будет как самоубийство. Причин для него у тебя сейчас хоть отбавляй: любовник убит, причем дважды убит, бывший муж в КПЗ – нервный стресс и полное разочарование в жизни. Тут и Гаврилов не заподозрит ничего, тем более тебя знает. Ты же вообще истеричка. И притом дура. Такие-то и кончают жизнь самоубийством по поводу и без повода. Ну, а у тебя причина уважительная – все несчастья разом свалились на бедную глупенькую головку. Вполне естественный шаг. Нет, ты только вообрази: кровавая ванна и белое-белое тело. Ты ведь и сама бы выбрала себе именно такую смерть. Из окна выбрасываться не с руки – третий этаж, слишком ненадежно, а вдруг только искалечишься? Вешаться? Это уж вообще некрасиво. Застрелиться тебе не из чего. Отравиться? Дозу можно не рассчитать, да и таблетки где-то взять нужно, а ты не в том состоянии, чтобы куда-то идти, что-то где-то искать. А вены перерезать – милое дело: надежно и просто, все под рукой. Сделать укольчик, чтобы не было мучительно больно и страшно, набрать теплую ванну – и чирк по запястьям.
– Нет! Я не хочу! Нет!
– Тише, тише. Нет так нет. Я тоже думаю, что можно обойтись без крайних мер. Зачем нам все эти неприятности? Мы и так договоримся, правда?
– Ты не станешь меня убивать! Какой интерес тебе меня убивать, если я сейф?
– Так ведь я и не хочу. Но, согласись, если уж ты ни в какую не захочешь со мной ехать, что мне еще останется?
– Ты потеряешь все, если меня убьешь. Вся твоя комбинация, весь твой чертов сценарий полетит к дьяволу.
– Ну, во-первых, потеряю я не все. Кое-что у меня все-таки есть и без тебя. А во-вторых, если сейф не открывается, лучше его уничтожить. Не оставлять же недругу. И потом, ты ведь не только сейф, Катенька, ты еще и свидетель, очень много знающий свидетель.
– Я уже и так все рассказала.
– Напрасно, напрасно.
– А нового я ничего не знаю, значит, уже не свидетель. Я больше для тебя не опасна с этой стороны.
– Ты опасна для меня со всех сторон. И опять же повторяю: если ты заартачишься, я тебя уничтожу – не достанется мне ничего, так хоть удовольствие получу.
– Удовольствие?
– Ты себе и не представляешь какое.
– Ты… ты просто маньяк!
– Маньяк? Глупости! Никакой я не маньяк. Маньяк! Словечко-то какое пошлое, обывательское. Ко мне оно совершенно не подходит. Я, Катенька, поэт.
– Ты убийца.