Коллекционер желаний

Что же делать? Сбросить это потное, тяжелое, подлое, ненавистное тело – признаться в ненависти и кончить все разом. Нет смысла спасать, нет смысла спасаться. И бить, бить, бить эту рожу, красную похотливую рожу подлеца, пока не начнут болеть пальцы, пока упругое не станет склизким и мягким – грудой мертвой плоти.

– Я люблю… Катя…

– Я… тоже… тебя…

Минута, две, от силы пять – и все кончится. Нельзя раскисать. Осталось всего ничего. Зажмуриться и сказать, повторять, повторять:

– Я люблю тебя, Мишенька, очень, очень люблю!

Нет, не кончилось. Нужно и ей… Только чуть-чуть притвориться, сделать вид… Вместе, вместе должно все закончиться. В унисон застонать, в унисон завибрировать – наслаждение не будет полным, если он в одиночестве… Дать ему насладиться сполна, чтобы выиграть… чтобы спасти.

– Катя…

– Мишенька…

Секунда, две, от силы пять – и все кончится. Нет, еще и еще…

Кончилось. Откатился. Насытился. И, кажется, счастлив. Придет в норму дыхание, высохнет пот – он уснет, спокойно и крепко. Лишь бы не вздумалось ему повторить.

– Катенька, родная моя, – обнял, прижал к себе и затих.

Слава богу. А она, оказывается, сильная девочка. Выдержала.

Задышал ровно и тихо.

Миссия выполнена.

Больше всего Катя боялась уснуть. О том, как она выберется из этого дома, как доберется до города, она пока не думала. Это будут уже следующие этапы, и думать о них сейчас не имело смысла. На данный момент перед ней стояла другая задача, сложная, почти невыполнимая, – не уснуть, выждать хотя бы час и не уснуть, ни в коем случае не уснуть.

Глаза закрывались сами собой, приглашая скованное, изо всех сил сопротивляющееся сну тело расслабиться, отдаться на волю этих нежных, убаюкивающих волн сладкой дремы. Они обещали, что ничего страшного не случится, что это будет только короткий отдых, маленькая передышка, из которой легко и просто можно выйти, которая ни к чему не обязывает. Вадим, наверное, в своей камере-клетке тоже сейчас спит, и спят его палачи. Все спят, все сейчас спят. А она спать не будет. Просто закроет глаза и немного полежит, просто закроет глаза…

– Как я по тебе соскучился, Катенька! – Михаил, сонный и теплый, ткнулся в ее плечо.

Катя открыла глаза. Господи! Она все-таки уснула. Интересно, сколько она проспала? За окном все так же совершенно темно, и в доме тихо. Может, можно уже уходить?

Михаил заворочался и снова забормотал.

Нет, уходить рано. Нужно еще немного подождать. Только больше не спать. Не закрывать глаз, не поддаваться обману, не верить, не верить. Ни за что, ни за что! Иначе… Иначе наступит утро – конец.

Но глаза закрывались. И опять волны укачивали ее, словно ребенка в колыбели. И рай на двоих с убийцей уже не казался адом, а был желанным, потому что обещал сон и покой сейчас.

Не спать, не спать!

Катя широко-широко открыла глаза, до боли в веках. Задержала дыхание, ухватила себя крепко-крепко двумя пальцами за кожу на боку, напрягла мышцы.

Сколько длилась эта отчаянная борьба со сном, Катя не знала. Ей казалось, что время замерло на одной точке и не сдвигается ни на шаг. За окном висела все та же непроницаемая темнота, а дыхание спящего Михаила совершенно не внушало доверия. Он то и дело ворочался и что-то бормотал.

Наконец серый зимний сумеречный рассвет забрезжил за неплотно задернутой шторой. Михаил крепко спал, обняв ее рукой за плечи. Катя осторожно освободилась от этой руки, послушала его дыхание и тихонько отодвинулась на край постели.

Немного полежав и убедившись, что первый, крошечный этапик прошел благополучно, Катя спустила с кровати ноги. Михаил спал. Катя поднялась и, подобрав с пола разбросанную одежду и обувь, на цыпочках вышла из комнаты. Прислонив ухо к двери, она прислушалась – Михаил крепко спал и ухода ее не заметил.

В коридоре все так же тускло горели светильники и было тихо. С ворохом одежды в руках она побежала к лестнице.

Только на первом этаже, вступив в относительно безопасную зону темноты, Катя оделась.

Теперь предстоял самый опасный и сложный этап – выбраться из дому. Если ее застукают здесь, в верхней одежде, отговориться тем, что, например, одолела жажда, она пошла попить водички и заблудилась, не удастся. Не удастся и объяснить свой внезапный уход простым женским капризом – теперь она свидетель, и очень опасный свидетель, а значит – если не с нами, то против нас. Да и счет в неведомом банке на ней, даже если отбросить эмоции, она просто Мише нужна, без нее – он нищий.

Катя подошла к двери и нащупала рукой замки. Их было три. Массивные замки совершенно незнакомой конструкции – как они открываются, неизвестно.

Довольно долго она возилась, прежде чем сообразила, что к чему. Наконец дверь поддалась ее отчаянным усилиям, и девушка выскочила из дому.

Пробежав по двору к калитке, Катя остановилась. Вчера Ренат, или как там его, открыл ее ключом. Если и с внутренней стороны дверь запирается на ключ, ей ни за что не выбраться – двухметровый каменный забор, совершенно отвесный, без всяких выступов, преодолеть не удастся.