Из «предбанника», заставленного какими-то ржавыми ведрами, лейками, железной садовой бочкой и прочей дребеденью, вела дверь прямо в комнату, самую большую, служившую чем-то средним между гостиной и столовой. Справа помещалась кухня с огромной печкой, бутафорской плитой (газа здесь никогда и не было) и старым, страшно ободранным столом, когда-то, лет двадцать назад, выкрашенным темно-синей масляной краской, а еще за двадцать лет до этого коричневой. Вторая комната (их всего две и было) выходила из первой, гостиной-столовой.
– Надо бы печь затопить, очень холодно. – Женя поежился.
– Тоже мне, истопник. Ты хоть знаешь, как это делается?
– Заложить в печку дрова и поджечь. Что тут сложного? – Он открыл дверцу, заглянул в печь.
– Нет, это долго. Не нужно ничего топить. Здесь есть два масляных обогревателя, я купила. Один включим в этой комнате, другой – в той, маленькой, в спальне. Нагреется быстро. Они там, в коробках, в «предбаннике», принеси, а я пока разберусь с нашим праздничным обедом.
Женя вышел в «предбанник». Нинель стала выгружать продукты из пакетов.
Строгий английский костюм темно-коричневого цвета. Наконец-то она сняла шубу и разрешила загадку. Нет, не разрешила, загадала новую. В этом костюме он никогда ее раньше не видел, да, наверное, это новый костюм, она первый раз его надела. Может быть, припасла специально для этого случая. Идет ли он ей? Пожалуй.
– Я должна тебе рассказать одну вещь. Но давай-ка сначала выпьем.
На коричневом кровь не будет видна. Блузка тоже коричневая – в тон.
– Налей мне шнапса. Я сегодня буду пить шнапс.
Алкоголь усилит кровоизлияние. Не очень-то ты будешь выглядеть, моя девочка. Станешь похожа на ту, что лежала, скорчившись, на подстилке в подвале.
– Ну, за нас.
– За тебя, Женечка.
Усмехнулась. Издевательски? Выпила залпом. За упокой его души? Не забыть потом выключить обогреватели. Пожар ни к чему. Все должно выглядеть как самоубийство. Просто и ясно. Убила мужа, убила любовника – брата-близнеца мужа. Любовник ее шантажировал, заплатил продажному детективу Ренату, чтобы тот писал под его диктовку письма и звонил по телефону. Сначала думала убить только мужа – этого Пашенька, сребролюб, братец-любовник, требовал. А потом поняла, что если убить обоих и все капиталы прибрать к рукам, выйдет лучше. И вышло бы, вышло. Да только фирме – главной ставке – пришел конец. Ради чего столько крови? Кровь невинных проливалась впустую. Стоит ли жить теперь? Зачем, зачем? Пулю в лоб – и конец мучениям.
Гаврилов должен выстроить именно такую версию и закрыть дело за смертью действующих лиц. Во всяком случае, наживку он заглотил.
– Ну что, мой милый, – Нинель поставила локти на синий с коричневыми проплешинами стол (они принесли его из кухни, в столовой стола не было), обхватила лицо руками и, выглядывая сквозь щелку ладоней на Женю, заговорила с какой-то печальной расслабленностью, – пора мне тебе все рассказать. Вот только никак не могу решить, с чего начать. Видишь ли, это так сложно… ты сам поймешь, как это сложно, когда… Я люблю тебя, действительно люблю, и мне очень больно от того, что я должна тебе рассказать, и от того, что я должна… сделать.
– Сделать? – Женя настороженно смотрел на нее, не понимая, зачем она открывает свои карты. То есть, что это так задумано по ее сценарию, ему было ясно, но вот в чем он состоит? Странный сценарий и, может быть, очень опасный. – И что же ты должна сделать?
– Тебе предложение.
– Ты хочешь предложить мне выйти за тебя замуж? – Женя засмеялся. – Так в чем же сложность? Я давно согласен. Бери меня, я буду верной женой.
– Женечка, Женечка, – Нинель грустно покачала головой, совершенно не поддерживая его шутку, – в том-то и дело, что все как раз наоборот.
Зачем, зачем она раскрывает ему карты? Или это уже не игра? Или она совсем отупела за пять лет бездействия?
– Все наоборот, все наоборот, – рассеянно повторила она. – Я должна, любимый мой мальчик, тебя…
Ну, договаривай, договаривай. Неужели страшно? Неужели так страшно сказать слово, которое каких-нибудь пять лет назад ты произносила, может быть, чаще других.
– Убить? – Женя криво улыбнулся.
– Нет! – Нина дернулась, как от удара. – То есть… Почему ты так думаешь? Ты что-то знаешь?
– Я знаю тебя.
– Нет, не знаешь. Теперь уже не знаешь. Я действительно…
– Меня любишь? Так ведь это не помешает…
– Я действительно должна была тебя убить. И я даже думала, что хочу и смогу тебя убить. Еще сегодня утром так думала, еще в самолете. И когда звонила тебе первый раз, думала и хотела. Но потом… Больше я для тебя не опасна.
– Ну, Ниночка, ты себе льстишь. Ты всегда была для меня опасна.
– Нет, теперь уже нет. Я решила. Окончательно решила. Я тебя не убью, я его убью… Но не сразу, не сразу. Не получится сразу. Нужно время. Год, может, больше.
– О чем ты? Кто он?
– Он?
– Да, кто он, тот, которого ты хочешь убить вместо меня? Ты нашла себе нового мальчика? – ревниво вскинулся Женя.
Все правильно, верная тактика – ревность, чистая, ни о чем не подозревающая, а потому не опасная, просто ревность без всякой подоплеки.