Коллекционер женщин

Девочка моя, что ж ты так испугалась? Я, кажется, не спросила ничего особенного…

— Не надо ходить вокруг да около. Вы хотите «повесить» это убийство на меня и со спокойной совестью забыть обо всем? Не выйдет! Я не убивала.

Еще скажи, что не знаешь, как к тебе попал Ритин канделябр.

— Допустим. Тогда такой вопрос: знакомо вам имя Василия Семеновича Голубкова?

— Конечно, — уверенно ответила девушка.

Я облегченно вздохнула… А молька Настенька добавила:

— Вы назвали его в разговоре с Мишей.

Выкрутилась!

— Настя, не выйдет.

— Что — не выйдет? — невинным голоском поинтересовалась вредная девица.

— Ничего у вас не получится.

…Любопытная мысля вдруг забежала ко мне в голову: похоже, и мадемуазель Белова, и товарищ Голубков покрывают одну и ту же даму… которая живет себе припеваючи, а до страданий близких ей дела нет. Если эта версия справедлива, все становится на свои места…

Остается лишь выяснить, что эта за дама, как она связана с соседом Баргомистрова, состоит ли в родственных отношениях с девочкой Настей и — в конце-то концов! — чего ради ей понадобилось тюкнуть королевского зятя антикварным канделябром.

Абсурд!

Я откинулась на спинку кресла, закрыла глаза.

— Настя, можно мне закурить?

Девица мой вежливый вопрос проигнорировала.

Ну и пожалуйста. Как говорила «экономичка» в родном юридическом: «Молчание — знак чего-то». Все-таки закурю. Как говорится, «звиняйте, дамочка».

Затянулась. Попыталась расслабиться. Не получилось.

Жуть. Муть. Тоска дремучая. Устала я, господа. Разговоры, разговоры, разговоры — сплошная болтовня и никакого дела. Конца и края не видно этим безрезультатным, совершенно бессмысленным беседам.

Моль тянет время. Два часа пудрит мне мозги, а я, наивная, все жду: может, скажет наконец что-нибудь существенное.

Устала я, граждане, устала…

— Настя, как ее зовут?

И вдруг неожиданно: «Таня».

Опля! Надо было сначала спросить — кого, а Белова, занятая своими мыслями, ответила автоматически.

— Тезки, значит.

Спохватившись, девица побелела. Вот теперь ты, дорогая моя, действительно стала похожа на бледную моль!

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказала, — стараясь быть серьезной, ответила я. — Она — Таня, и я — Таня; следовательно, тезки мы с ней.

— Кто это — она?

— Поздно, Настенька. Теперь давайте начистоту.

Бледная моль стала еще бледнее: совершенно, что называется, обесцветилась девушка. Слилась с обивкой кресла.

Уже не играет.

— Что вам больше нравится — срок за убийство или за сокрытие преступления? Учтите, друг мой: добровольное признание облегчит вашу участь.

Белова промолчала…

19 часов 06 минут

Битый час я стараюсь уговорить мольку прекратить истерику и начать долгий, скучный рассказ о том, как некая странная дама зачем-то тюкнула милейшего Витю Баргомистрова антикварным канделябром. Настя на уговоры не поддается, хлюпает носом и время от времени рукавом драпового пиджака размазывает по лицу остатки косметики.

Миша с несчастным видом застыл на диване. Милый ты мой, сострадатель! Только толку-то от твоего безмолвного сострадания…

— Миша, будьте любезны, принесите девушке воды…

В дверь позвонили — громко, требовательно.

От неожиданности я вздрогнула.

— …и заодно откройте, пожалуйста.

Вошел Дима. Сухо поздоровался; показал Насте служебное удостоверение; важно прошествовал в угол, к стулу, сел, спросил:

— Ну-с, гражданка Белова, — правильно я разумею? — будем отпираться или выложим все начистоту?

Только бы не улыбнуться. Если б я не знала этого стража порядка достаточно хорошо, решила бы: сухарь, зануда. Кстати, удостоверение мадемуазель Белова предъявить и не требовала.

Спектакль, надо сказать, сыгран на «бис». Умница, товарищ Ковалев: тупая физиономия, ничего не выражающий взгляд — то, что надо. Теперь передохни немного, а то моль и так сильно напугана.

— Итак, — Настя, вы слышите меня, — итак, «она звалась Татьяной», — негромко подсказала я. — Это мы, слава богу, выяснили. Какова же наша фамилия?

— Тимошенко, — прошептала «домохозяйка и гувернантка», глядя на Дмитрия как кролик на удава.

Вот уж не думала, что моль бледная так боится милиции.

— Татьяна Тимошенко. Замечательно. И кем же сия особа приходится вам, сударыня, — сестрой, близкой подругой, дальней знакомой?

Полегче, Татьяна Александровна. Не дави на девочку. И перестань издеваться.

— Она моя сестра, — вздохнула мадемуазель Белова. — Фамилия у нее мужнина.

Оказывается, у загадочной леди есть муж?! Жалко беднягу; хороший, наверное, человек.

— Сестра, значит? — сурово переспросил страж порядка.

Помолчи, радость моя. Ты и так уже напугал девицу до полусмерти. Сиди теперь тихо и для устрашения человечества жутко вращай глазами. Умеешь ведь!

— Рассказывайте, Настя, рассказывайте. Ну, жила-была девушка. Жила — не тужила. Так? Окончила — что?

— Таня? Школу окончила…

И все?

— …потом институт. Технический.

— На работу, конечно же, устроилась…

— Да, — с тяжким вздохом подтвердила моль бледная. — Но не по специальности. Диспетчером.

— Получала, естественно, мало.

— Мало…

Мама родная, из девицы каждое слово клещами вытягивать надо! Наберись терпения, Танечка.