Коллекционеры смерти

– Это кафе принадлежало многонациональной корпорации и позиционировало себя как заведение для жителей окрестных домов. Помощница адвоката сидела за столиком, спрятавшимся под каким-то растением в кадке с большими, как весла у байдарки, листьями. Над ней висела огромная картина, которую, похоже, рисовала шимпанзе, сунувшая задницу в краску, а затем повозившая ею по холсту. Я мельком взглянул на нее сквозь листья.

– Доктор Ливингстон, я полагаю? – На столе стояла чашка кофе и лежал серебристый диктофон под микрокассеты.

Лидия сумела выдавить из себя подобие улыбки. Гарри живо протиснулся мимо меня и сел, имея в виду, что за напитками идти мне. Я затрусил к стойке, раздумывая по ходу, не взять ли ему карамелизованный охлажденный безалкогольный коктейль «макарена» или что-нибудь в этом же роде, но затем образумился и заказал два обычных кофе. Я поставил чашки на столик и сел по диагонали от мисс Лидии. Последние несколько дней, казалось, – состарили ее. А может, это просто луч солнца, заглядывающий в окно, наложил темные тени в уголки ее глаз.

– Эта лента, которую вы нашли сегодня утром, она была где?

– Диктофон был у него в плаще, детектив Наутилус, который висел в офисном шкафу. В этом нет ничего необычного: он нередко оставлял в карманах дорогие ручки, сотовый телефон и всякое такое. А этот плащ вообще со множеством карманов. Он еще смеялся, называя его своим вторым кабинетом.

– В плаще было что-нибудь еще?

– Нет, только диктофон. О, простите, еще там была карта.

Она полезла в сумочку и извлекла оттуда сложенную карту Мобила с пригородными районами. Гарри взял у нее карту и, отложив в сторону, взял со стола диктофон.

– А почему вы не отнесли эту пленку главе фирмы, этому мистеру Хамерле?

Глаза ее забегали, возникла неловкая пауза.

– Мисс Барстоу, с вами все в порядке? – спросил Гарри.

– Я просто не знаю, как это сказать. Я… я боюсь его.

– Мистера Хамерле?

Она сделала два коротких, судорожных движения, похожих на кивки.

– После исчезновения Рубина мистер Хамерле стал очень придирчивым и моментально приходит в ярость. Он также очень интересуется кабинетом мистера Койла, иногда заходит туда и закрывает за собой дверь. Я все слышу. Он что-то ищет. Когда я обнаружила. Эту пленку, то подумала, может…

– Может быть, именно эту пленку он и ищет.

– Я всего лишь помощник юриста с неполным рабочим днем. Здесь могут быть затронуты конфиденциальные юридические вопросы. Это не моя компетенция. Это я к тому, – виновато улыбнулась она, – что сейчас, как бы сказать… сваливаю всю ответственность на вас.

Гарри похлопал Лидию по руке так естественно, что это не выглядело фамильярным вторжением на чужую территорию: этому мне еще нужно учиться.

– Вы поступили правильно, мисс Барстоу.

– А почему вы решили, что на этой ленте что-то важное? – спросил я.

– Здесь в его голосе звучит какая-то резкость, напор, которого я никогда раньше не слышала. Обычно даже на очень важных проектах тон у него при записи вполне непринужденный, как будто он болтает с приятелем. А тут его голос звучит так, словно он напуган, словно не хочет, чтобы его услышали. К тому же я не могу понять, для какого клиента он тут работает.

– Давайте послушаем, – предложил я.

С самого начала кассета оказалась пустой. Гарри немного прокрутил ее вперед и нажал кнопку воспроизведения. Из серебристой коробочки раздался голос.

– Это мистер Койл, – сказала Лидия. – Он всегда начинает запись с имени клиента и номера проекта. А тут он не называет ни того, ни другого.

– Может, это не для бухгалтерии? Какой-то нештатный проект? – предположил Гарри.

У Койла был слабый, но хорошо модулированный голос с мягким южным акцентом в его аристократической версии или мог бы сойти за нее. Даже если бы Лидия не предупредила нас о напряжении, которое она заметила в голосе Койла, я бы и сам это отметил. Это был приглушенный голос человека, ведущего секретный разговор, в котором возникали паузы, когда он пытался четче сформулировать мысль.

…переговоры должны проходить в обстановке строгой секретности и предполагают быстрое перемещение от одной договаривающейся стороны к другой. Следует учесть, что в процессе аукциона предмет торгов может быть неоднократно затребован для обозрения участвующими сторонами. В данной ситуации это не является отрицательным моментом, поскольку природа предмета при его осмотре стимулирует новые аукционные ставки…

Все это произносилось на фоне совершаемых конкретных действий: слышно было, как он пишет, затем вырывает листок из блокнота, комкает его.

– Предмет, – подчеркнул Гарри.