Коллонтай. Валькирия и блудница революции

13 августа 1898 года, оставив мужа, Коллонтай уехала в Швейцарию, где поступила в Цюрихский университет к профессору Генриху Геркнеру, чьими трудами по рабочему вопросу она заинтересовалась. Миша остался на попечении родителей Александры. Коллонтай хотела получить полноценное образование, что в России для женщины было практически невозможно сделать. Геркнер откликнулся на просьбу молодой русской поклонницы и взял ее в свой семинар. Но она заболела нервным расстройством. Депрессия погнала ее в Италию, где Александра писала статьи для газет и журналов, которые мало кто печатал. Впрочем, писала она для души, а не для денег. Деньгами щедро снабжал отец. Она поселилась на побережье Лигурийского моря, неподалеку от Генуи. По совету Геркнера в 1899 году Александра приехала в Англию изучать английское рабочее движение. В Англии Коллонтай познакомилась с Сиднеем Веббом и Беатрисой Вебб — лидерами британского социалистического движения и будущими основателями лейбористской партии. Супруги показались ей милыми, но полностью оторванными от реалий современности стариками. Однако нервное расстройство усилилось, Александра заехала в Берлин, где врачи посоветовали вернуться домой. И в том же 1899 году Александра Михайловна возвратилась в Россию, где попыталась в последний раз зажить нормальной семейной жизнью, ухаживала за больным мужем. Но вскоре возобновились встречи с Саткевичем. После она вернулась в Швейцарию, где продолжила занятия у профессора Геркнера. Коллонтай писала о Финляндии — о проектируемых реформах, об экономике, о рабочем движении, и ее статьи охотно публиковали солидные журналы. Так появился крупный специалист по Финляндии "Эллен Молин" (под этим псевдонимом были опубликованы ее статьи в издававшемся Каутским журнале "Новое время"), знаток местного и русского рабочего движения.

"К прошлому — нет тропы, писала Коллонтай Татьяне Щепкиной-Куперник. — Надо идти, идти, идти вперед, до дня, когда впереди уже не будет ничего, кроме небытия. След прошлого заметается помелом событий. Есть память о нем.

Как о сне. Было ли все это? Пережито ли? Или вычитала в книге? Фантазия или быль? Все одно — сейчас это дымка воспоминаний, и все. И люди, милые люди, уже стали другими. Другие заботы. Другие задачи. Жизнь была редко к кому милосердна".

А в автобиографии Александра утверждала: "В 1899 году я вернулась в Петербург уже определившейся марксисткой и сошлась с друзьями одного со мной политического мировоззрения".

Прежняя болезнь Владимира — хронические нарывы в горле — вспыхнула с новой силой, и Александре сразу же после возвращения из-за границы пришлось ухаживать за ним. Но ее хватило лишь на несколько недель. Ей вновь захотелось в Швейцарию. Встречи с Саткевичем также продолжались.

А в 1901 году Александра вернулась в Швейцарию к профессору Геркнеру. В Женеве, в библиотеке, она познакомилась с лидером российских марксистов Георгием Плехановым. Плеханов сразу же пригласил Коллонтай домой, познакомил с женой Розалией Марковной, подарил книги. А в Цюрихе Коллонтай также подружилась с Розой Люксембург. Изредка она наведывалась в Петербург, но встречалась теперь не с мужем, а с Саткевичем.

От Плеханова у Коллонтай началось знакомство с марксистской теорией. Георгий Валентинович познакомил ее с супругами Лепешинскими, открывшими на углу улицы Каруж и набережной Арвы партийную столовую для малоимущих эмигрантов. Ольга сама готовила традиционные блюда русской кухни: борщ и рубленые котлеты. Александра к числу малоимущих, разумеется, не относилась, но предпочитала столовую Лепешинских, где, в отличие от обычных парижских кафе, всегда можно было пообщаться с единомышленниками.

Иван Бунин писал в "Окаянных днях":

"О Коллонтай (рассказывал вчера Н.И.):

— Я ее знаю очень хорошо. Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала самое простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы — "на работу". А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку — и шмыг с коробкой конфет в кровать к подруге: "Ну давай, дружок, поболтаем теперь всласть!" Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот (ангелоподобный) тип среди прирожденных преступниц и проституток".

Как кажется, Иван Алексеевич подозревал ненавистную ему Коллонтай в приверженности к лесбийской любви, еще не подозревая, что ему самому предстоит стать жертвой лесбиянки, когда Марта Степун отобьет у него Галю Кузнецову. Писатель тогда еще жаловался ее брату, философу Федору Степуну, что любовь женщины с женщиной — это грех.

Замечу, что подозревать Александру Коллонтай в бисексуальности есть определенные основания. Вспомним, сколь нежные письма писала она Татьяне Щепкиной-Куперник. И столько писем, сколько ей, Александра больше никому не написала. С Щепкиной-Куперник Коллонтай дружила 45 лет, до самой своей смерти. Сохранилось 777 писем Коллонтай к Щепкиной-Куперник, а также 599 писем нашей героини Зое Шадурской и 183 письма к ее сестре, Вере, известной актрисе, выступавшей под псевдонимом Юренева.