Коло Жизни. Бесперечь. Том 2

В тот миг, наверно, Стынь вскрикнул, поелику ту боль ощутили на себе все Зиждители, связанные с ним чрез Родителя. Однако, хуже всех было Першему. Китоврас никогда не забудет, как стоящий подле него Творец, смотрящий на уже почти законченную каменную фигуру младшего сына, поставленную в живописной долине в полный рост, и рукой точно придерживающую огораживающие ее сине-голубые скалы, тягостно качнулся. Тугой стон выдохнули его посеревшие губы, и тотчас протяжно и тревожно зашипела в венце черная змея. Наполняя тем шорохом всю долину. Господь, прибывший на Таврику в малом космическом судне периптер, резко вздел руку вверх, и не прощаясь, что было на него не похожим, обратившись в искру, исчез.

Это потом Китоврас, самолично доставивший к пагоде периптер, узнал, что Господа вызвала рани Темная Кали-Даруга… Кали-Даруга каковая успела, как сказали бы гипоцентавры на счастье, во время пристыковать векошку к пагоде и войти в залу, где погибал младший Димург. Обладая необходимыми качествами, демоница сумела отсрочить гибель естества Бога, и вызвать помощь… в виде своих сестер, Господа Першего и, в ту пору бывшего в Северном Венце, Господа Вежды. Благодаря грамотным действиям рани Черных Каликамов Стынь не погиб. Но его отключение было столь мощным, что юного Господа пришлось срочно доставить в Отческие недра и поместить в Березань. Но даже после Березани выздоровление Стыня заняло долгий промежуток времени, и далось Богам огромными усилиями. Ибо вплоть до перерождения Бога Дажбы под сомнением находилось его как таковое полное восстановление.

Не только Зиждители, но и все существа помогали, сопереживали, тревожились за Стыня, весь тот, даже в понимании гипоцентавров, долгий срок… и до сих пор с особым трепетом относились к этому Господу. Когда Мерик украл лазоревый яхонт и вызвал пожар на сфероиде от которого пострадали гипоцентавры, император, прибыв на маковку не знал, что его новость о бесчинстве черта вызовет такой всплеск негодования в младшем Димурге. Не знал, потому как дотоль о воровливости данного создания правда скрывалась, о чем увы! не ведал Китоврас.

– Как украл? – чуть слышно вопросил Стынь и кожа лица его затрепетала от гнева.

Сидящий подле него на кресле Опечь осуждающе глянул на стоящего напротив императора. Он хоть также как и Китоврас о том не был осведомлен мгновенно понял, что меньше всех о тех чудачествах черта знает Стынь.

– Так значит украл, – словно вынося приговор, продышал младший Димург, и, отвалившись на ослон кресла, сомкнул очи. – И верно все, что на нем: камни, пояс сапоги, никакой ни дар, а тоже украдено… Ах, какая мерзость.

Стынь резко смолк и с тем надрывно задышал, и тотчас с кресла поднялся Опечь. Он почитай подскочил к Стыню, и, обхватив его за плечи, рывком подняв с сидения и, поставив на ноги, прижал к себе. Нежно… полюбовно он принялся целовать младшего брата в висок, лоб, очи, шептать, что-то успокоительное, сближающее… то, что, вероятно, знал лишь он один… Переживший одиночество, выстрадавший разобщенность и соединившийся с тем, кого любил более собственной жизни. И Стынь почувствовал те переживания брата, ощутил ту любовь, заботу, теплоту и будто обмяк в руках Опеча, опершись правой щекой об его плечо и став с ним единым, неделимым целым, общим как с Першим… с Вежды… с Мором… с Темряем… с Седми и Велетом, Воителем и Усачом… с Небо и Асилом… как со всеми Зиждителями которым дался таким трудом.

Стынь покинул залу немного погодя, окончательно успокоенный старшим братом, который попросил его отправиться в дольнюю комнату пагоды, и дождаться там, поколь он все утрясет с Мериком.

– Господь Опечь, простите Господа ради, я не знал, – дрогнувшим голосом отозвался император, лишь младший Димург покинул залу.

– Я тоже, мой милый, – лирическим баритон протянул Опечь, прохаживающийся повдоль кресел. – Сейчас все уладим, не тревожься.

Опечь, наконец, остановился, напротив кресла в котором сидел Стынь, и резко взмахнул левой рукой. И тот же миг купно собранное в облачные пласты кресло, распавшись на долгие лепестки, вытянулось вверх. Порывисто дрогнул один из лепестков и воочию в его навершие живописался наконечник стрелы. Еще миг и лепесток резко изогнул завершие вправо да энергично дернувшись, направил свой полет к стене, не просто стукнувшись в нее, а словно пройдя насквозь ее зеркальную поверхность. И тогда оставшиеся лепестки синхронно поднялись к своду и соединившись со своими собратьями образовали дымчато-серое нависающее полотнище. Бог немедля тронулся с места, принявшись наново прохаживаться вдоль кресла и стоящего недалече Китовраса.

– Господь Опечь, – сызнова прервал тишину император, не в силах сносить собственную оплошность и вельми переживая за младшего Димурга. – Может стоит послать кого к Господу Стыню, абы с ним чего не случилось.