– Вот о том я всегда и говорю, – мягко заметил Перший, тембр его голоса неназойливо поучал брата. – Нельзя такое творить… надобно уметь уступить, забыть. Не подобает братьям, сынам взращивать в себе досаду… А теперь, мой любезный малецык, тебе придется договорится с нашим младшим… Договорится с Асилом.
Старший Димург медленно перевел взгляд, с дрогнувшего лица Раса, на Владу, и с теплотой воззрился на нее. Сияющее, верно, не только для Богов лицо юницы ноне перемещало по своей поверхности множество чувств. Полные, алые губки девушки нежданно изгибались, живописуя то улыбку, то вспять огорчение, а после, также внезапно презрительно пучились. Слегка подергивались тонкие, черные бровки, а вместе с ними покачивался берилл, вставленный почти в переносицу, трепетали прозрачные веки.
– Надобно, милый малецык, надобно договориться с братом, – вкрадчиво продолжил наставлять Небо, Димург. – Покажи ему девочку, здесь в капище. Ему одному, пусть прикоснется, побудет и тогда он выполнит все… все, что ты предложишь для блага лучицы. А мы столкуемся так, кто первый ее найдет, тот и будет вести жизнь, создавая необходимые условия, ровно поколь плоти не исполнится пять астей и только после этого начинаем соперничество.
– Не знаю, мне не хочется, чтоб Асил ее видел и прикасался, – в лице Раса явно сквозила уязвленность достоинства всей его печище, оттого, судя по всему, изогнулись дугой губы, и кожа лица перестала золотиться, будто потухнув. – Хочется, чтобы он на себе испытал то, чему подверг нас всех с Кручем. И потом я никак не могу забыть, как переживал Седми. Если бы не ты, малецык, моя драгость… драгоценность.
– Оставь в покое малецыка, – весьма властно произнес Перший и не только он, но и змея в навершие его венца гневливо глянули на Небо. – Седми это пережил, ноне примирился с Асилом, забудь о том. Не смей разжигать в нем досаду, ибо мне и так вельми сложно ее тушить. А по поводу того, что хочется тебе, мой милый, так сие меня не интересует… Быть может я прислушался к твоим желаниям, коли бы оно не касалось благополучия и жизни лучицы. Особенно этой лучицы, каковая мне так дорога. Прошу тебя, мой любезный, подумай ноне не о своих желаниях, а о ней. Если лучица не укрепится в новой плоти и срок ее пребывания в ней будет коротким, отключения могут повторится. И, тогда мы можем потерять ее навсегда… Так, что как хочешь там, а договорись с нашим младшим братом, обязательно. И сделай это до нашей общей встречи… до рождения искр.
Небо никак не откликнулся на слова старшего брата, потому как понимал, что ради жизни лучицы, коя ноне таится в голове Влады надобно договариваться с Асилом. Он даже купно свел вместе свои изогнутые, слегка вздернутые вверх брови так, что меж них пролегла глубокая бороздка и туго выдохнул, может, жаждая тем не прикрытым расстройством, уговорить Першего столковаться с Асилом самому.
– И еще… Наверно Кали сказывала тебе, – отметил медлительно старший Димург, точно не придавая значения вздохам брата. – У лучицы особая чувствительность, ей необходима встреча с Асилом.
Перший легохонько провел перстами по подбородку, шейке девочки и двинулся по телу вниз на морг, застыв над бьющимся внутри груди сердцем, словно прислушиваясь к его жизни, столь надобному всем Зиждителям.
– Зачем, – с невыразимой болью в голосе проронил нежданно Небо и глаза его, как и вся кожа, заискрились переливами света, одни небесно-голубыми, иные золотым. – Зачем не пойму только Родитель даровал ей такую слабую плоть? Раз изъял… неужели не нашел лучшего, пусть даже в поболдырях.
По-видимому, от Раса не ускользнуло желание брата услышать биение сердца Владелины.