Колобок

— Скажете на почте, что жена, дескать, заболела, просила письма забрать, потому что не приедет. И чтобы людей не беспокоить… Ну, и так далее. Придумаете что-нибудь. Паспорт свой со штампом покажете, а еще лучше у жены ее паспорт возьмите.

— Хорошо, попытаюсь.

— Да, попробуйте, и поторопитесь, пока письма не ушли.

Когда Павлодаев ушел, Макаров некоторое время еще сидел и размышлял о своей жизни и вопросах судьбы и бытия. Эти философские мысли давно не посещали его голову. Этак лет пятнадцать назад, когда учился еще, тогда часто обо всем этом думал, книги читал, с друзьями спорил, цитатами их разил и так далее. А потом женился, суета, пеленки, детский садик, работа, кухонные разговоры и так далее и все далее…

Уже который день в голову лезла забытая со студенческих времен фраза философа Шпенглера о том, что судьба и причинность соотносятся друг с другом, как время и пространство. Спорить с этим трудно, но и соглашаться как-то не хочется. Ведь что получается: упал, потому что споткнулся (вот она, причина), но также и потому, что суждено было тут оказаться и тебе, и камню, об который споткнулся и так далее. И с другой стороны все правильно — время и пространство друг без друга жить не могут. И все же в этой паре, размышлял следователь, судьба главнее. Возможно даже, и причины-то возникают по ее прихоти. Вообще-то Игорь Андреевич всегда интересовался любомудрием, еще со школьной скамьи любил читать сочинения философов, особенно французских. Фурье, Сен-Симон, Вольтер прямо душу грели своими идеями о социальной справедливости. Этому в определенной степени способствовало и то, что в школе изучал французский язык. Да и вообще-то «ментом» стал потому, что слишком уж эмоционально относился к этой вечной проблеме, которая никогда (ох, никогда!) решена не будет. Ему с юности хотелось стать защитником униженных и оскорбленных, но, оказавшись в среде правоохранителей, увидел не только еще пущее, нежели в других ведомствах беззастенчивое лихоимство, но и то, как свирепо здесь оскорбляли униженных и унижали оскорбленных. Тут не церемонились, зная, что в любом случае, закон на их стороне.

19

Надежда Ивановна решила наведаться на улицу Декабристов, в университет имени Лесгафта. Быть может, кто-нибудь из однокашников Древяскина расскажет о нем что-нибудь новое и интересное. Впрочем, она не совсем представляла себе, как проходит учебный процесс в таком ВУЗе. Ведь, в основном, рассуждала она, они, студенты, то есть, не должны просиживать штаны в аудиториях, а тренироваться в спортивных залах.

Она зашла в вестибюль с заранее принятым решением не обращаться к кому-либо из администрации, а попытаться самой найти контакт со студентами и расспросить у них о неуловимом скороходе Древяскине. Вестибюль встретил ее тишиной и безмолвием. Никого в помещении не было, только где-то в глубине таился свет включенной лампы над головой спящего вахтера. Он распластался грудью на столе, и от его дыхания слегка шевелились листы конторской книги. Надежда Ивановна подошла к стоявшему у лестницы столу и слегка постучала по нему лежавшей там ручкой. Вахтер мгновенно опрокинул голову назад, ошалело посмотрел на посетительницу и, прокашлявшись, спросил:

— К кому изволите?

Надежда Ивановна расхохоталась. Так к ней еще никто не обращался. Прямо 19 век. Старик оказался комичным персонажем. Он привстал, поклонился и раздвинул губы в фальшивой улыбке:

— Не обессудьте, задремал. Так вам, извиняюсь, к кому?

— А у вас сегодня занятия-то есть? Тишина тут у вас, как в монастыре.

— Не всегда тут покойно и мирно. А занятия идут, как же. Сейчас вот скоро звонить буду, «пара» закончится.

— Какая «пара»?

— Ну как же? Студенты так лекции называют.

— А скажите, любезный, где тут у вас бегуны учатся?

— Бегуны? — Старик, похоже, удивился. — Вы имеете в виду легкую атлетику?

— Да какая разница?! Где находится этот факультет?

— Да такого факультета вообще нету. Есть тренерский, есть педагогический, есть экономический…, — тут он глянул на круглые большие часы, висевшие на стене, и, как птица, замахал руками, — звонить пора, звонить!

После того, как он нажал на кнопку, и вдалеке послышался треск электрического звонка, вестибюль стал наполняться молодыми людьми. Многие спешили на выход, чтобы покурить на свежем воздухе, а некоторые сгрудились у доски с расписанием лекций. Надежда Ивановна подошла к этой группе поближе, высматривая собеседника. Ее выбор пал на высокого и длинноногого парня с маленькой, остриженной наголо, головой. Он меланхолично жевал резинку и смотрел на доску поверх голов других студентов. Следователь подошла к нему и, подняв голову, тронула за рукав.

— Молодой человек, — сказала она, — не могли бы вы мне уделить немного вашего драгоценного времени?

Парень обернулся и выразил на лице удивление.

— Это вы мне? — Спросил он. — Насчет времени? Мало, скоро следующая «пара». А в чем, собственно дело?