Колода предзнаменования

– Как нам исправить то, что с тобой произошло? – спросила Мэй окаменевший ствол, обращаясь напрямую к узловатому, полузакрытому глазу. В ее разуме распростерлась дорога, и она пошла по ней. В мыслях пронеслись сотни образов, и карты в ее руке начали исчезать одна за другой.

Во время первого чтения Мэй чуть не потеряла голову – образы незнакомых людей и непонятных символов появлялись так быстро, что она не успевала их осмыслить. Но она научилась просто пропускать их через себя, становиться сосудом для колоды Предзнаменований и семьи Готорн. Это было все равно что смотреть слайд-шоу. Сейчас она увидела пробку на главной улице, лужу странной переливающейся жидкости, мерцающее озеро Карлайлов. А затем, внезапно, самое четкое из видений: дерево с наполовину расплавленной корой. Что-то неправильное копошилось в обломках поваленного ствола. Сердцебиение Мэй ускорилось, когда от дерева поднялась серая струйка, напоминающая раскрывающуюся ладонь.

Видение поблекло, и в руке Мэй осталось три карты, а во рту – привкус гнили. Пробудилось то, что давно должно было быть похоронено, – трупы и нарушенные обещания, преданные друзья и обесчещенные семьи.

Августа внимательно присмотрелась к картам.

– Маловато для подробного чтения.

– Я не контролирую, сколько их останется. Ты это прекрасно знаешь.

Мэй подавила раздражение от того, что Августа всегда ставила под сомнение ее гадание, ее саму. Скандалы ничего не изменят, поэтому Мэй оставалось довольствоваться тем, что, по крайней мере, никто не знал, о чем она думала.

Мэй порывисто вдохнула, разложила карты на траве и прижала ладони к земле, впиваясь пальцами в глинистую почву. Представила, как хватает пробегающие под городом корни, – корни, которые уже давно обжились в ее душе.

Некоторые потомки основателей только и мечтали о том, чтобы уехать отсюда, но Мэй Готорн ни разу о таком не задумывалась.

Этот город – ее дом. По праву рождения.

А этот момент – на заре, с землей под ладонями и надеждой в сердце – был ее предназначением.

Мэй перевернула первую карту.

Это оказалась ее карта – Семерка Ветвей. На ней изображалась девушка с поднятыми руками и запрокинутой к небу головой. Ветви оплетали ее тело и уходили корнями в землю, пальцы вытягивались в ростки с проклюнувшимися из почек листьями.

Эта карта пугала Джастина. Он множество раз говорил, что его тревожило, как дерево захватило девушку. Но Мэй смотрела на нее иначе: она видела безмятежность на лице девушки, ее поза казалась расслабленной. Она принадлежала лесу, и лес принадлежал ей.

– Любопытно, – тихо сказала Августа.

Мэй попыталась расшифровать послание колоды. Ей редко выпадала собственная карта, если чтение не касалось родственников, – но, возможно, в какой-то степени дерево и было членом их семьи. Наверное, в этом крылась вся причина.

Она перевернула вторую карту, и ее сердце сжалось в груди.

Двойка Камней. Карта Харпер Карлайл. На рисунке было озеро, из которого показывалась рука, сжимающая в кулаке камень.

Чутье не подвело Мэй. Она действительно виновата в произошедшем и должна разобраться с этой проблемой, пока не стало еще хуже.

– Думаю, Харпер может все исправить. Это логично.

Скулы Августы пошли желваками.

– Полагаю, что так.

Мэй снова погрузила пальцы в грязь и, подумав о корнях, ощутила, как дорога в ее разуме немного удлинилась. Их связь с боярышником стала крепче. Еще одно видение: она стояла на том же месте, что и сейчас, и окаменевшее дерево вновь покрывалось корой. Однако она не чувствовала триумфа. Предыдущее видение не давало ей покоя, внушало глубокий страх и представляло собой проблему посерьезнее. Которой ей следовало заняться незамедлительно.

– Я не думаю, что моя карта здесь просто потому, что я провожу гадание, – сказала она, нахмурившись.

Августа вскинула бровь.

– Да?

Мэй сглотнула.

– Дерево просит меня о помощи.

– Ты уверена? – сомнение на лице матери ранило Мэй в самое сердце.

– Ты стала бы спрашивать такое у Джастина?

Мэй не собиралась говорить так откровенно. По поджавшимся губам Августы она догадалась, что позже поплатится за это, – лишением привилегий или неудачным графиком патрулей на следующую неделю. Но это несправедливо! Казалось, никто не верил, что она может сыграть хоть мало-мальски важную роль. И в глубине души Мэй боялась, что они правы.

– Джастина здесь нет, – отрезала Августа. – И у тебя осталась еще одна карта.

Мэй опустила взгляд на всевидящее око. На карту было проще смотреть, чем на родную мать. Ее руки задрожали от раскаленной и дурманящей ярости. Из-за дерева. Из-за матери, отчаянно цеплявшейся за ребенка, который не мог ей помочь, и игнорировавшей того, который мог.

В глубине ее разума дороги закручивались и извивались. Мэй почувствовала, как что-то расплетается, – ее дорога. Тонкая, колючая, скручивающаяся вокруг себя, как спутанный узел возможностей, который пока нельзя распутать.

Она пульсировала, как бьющееся сердце, и девушка впервые протянула к ней руку. Схватив ростки и сосредоточившись на этом пути, она позволила корням пробраться в свой разум.