Опирались они при этом на кулаков-мироедов и "обиженных" новой властью середняков и членов их многочисленных семейств; на выпущенных из тюрем преступников всех мастей: уголовников, дезертиров, саботажников, спекулянтов и мародёров — одним словом всех тех, кому Советская власть стала поперёк горла, не давая творить бесчинства.
Примкнула к восстанию и часть "тёмных", то есть безграмотных, а потому и несознательных крестьян, к тому же запуганных кулаками и подкулачниками, либо обманутых их ложными обещаниями…
Сегодня на заре один из повстанческих отрядов под предводительством белогвардейского штабс-капитана, ворвался и в их село… Комбедовцев, пятерых представительных мужиков, взяли сонными, прямо в постелях и без долгих раз-бирательств повесили на воротах перед Сельсоветом — избой — пятистенкой, конфискованной давеча у купца Никодимова. Членов их семей — стариков, баб, ребятишек — согнали в кучу на площадь перед церквушкой и тут же порубали шашками в "капусту"! В назидание остальным, так сказать, для острастки…
Всех сочувствующих Советской власти, а таких набралось без малого всё село — безжалостно выпороли шомполами на извозе, опять же не делая исключений ни для стариков, ни для баб с девками, ни для ребятишек…
Совершив экзекуцию, озверевшая банда умчалась в сторону станции, а вот эта группа осталась! Они не занимались ни грабежами, ни политикой, им отчего-то был нужен исключительно сельский кузнец Симаков… Заправлял головорезами Зубоскал и ему подчинялись безоговорочно!
…По правую от Симакова руку, за дощатым, чисто выскобленным столом, который стоял в "красном" углу под божничкой, сидели и бражничали трое повстанцев. Они в чинном молчании сосредоточенно поглощали мутный самогон из трёхлитровой квадратной бутыли. В глиняных мисках, как попало расставленных по столу, виднелась незамысловатая закуска: квашенная капуста с брусникой, помидоры, огурцы, лук, ржаной хлеб и сваренный в "мундире" в чугунке картофель. Натюрморт дополнял приличный шмат сала, порезанный и разложенный на чистой тряпице… Вооружение бандитов составляли обрезы, которые лежали у них под рукой на лавках.
Симаков кинул быстрый взгляд налево — там находился ещё один "защитник отечества". Стоя к пленнику спиной, бандит копошился возле жарко натопленной печи. Согнувшись в три погибели, он чуть не с головой влез в неё, пытаясь что-то там достать или поставить.
— Ну что, Страж, — отсмеявшись подступил к Симакову Зубоскал, — "Скажешь, где
находятся Врата али нет? И как их отпереть? Молчишь? Напрасно! Ну да ничего,
сейчас запоёшь аки соловушка!
С гнусной ухмылкой, которая была совершенно лишней на его изуродованном лице, бандит шагнул в сторону и картинно взмахнул рукой, указывая на то, что до сих пор умело скрывал за своей спиной.
От увиденного Симакова кинуло в дрожь. Шагах в пяти от него, на таком же, как и под ним, кресле с высокой резной спинкой, /их явно притащили из ближайшей разгромленной помещичьей усадьбы/, сидела со связанными за спиной руками… его жена Клавдия!
Её левый подбитый глаз фиолетово потемнел и заплыл, щека оцарапана, длинные каштановые волосы — зависть всех деревенских баб — растрёпанными космами свисали на заплаканное лицо… Ситцевая кофточка в синий горошек, /покупали на Пасху на ярмарке в Верее/, распахнута до самого пупа, одна грудь сиротливо обнажена. Изо рта торчит скомканная тряпка — кляп. На глазах Клдии
снова показались слёзы и она задёргалась, замычала, пытаясь что-то передать мужу…
От накатившего гнева у Симакова потемнело в глазах. Он заскрипел зубами и попытался встать с кресла, но ему помешали путы на ногах и связанные руки.
— Что Страж, проняло? — осклабился Зубоскал, — Так-то лучше! Но ты погодь, самое интересное только начинается. Спиридон, долго ты там?
— Готово! — радостно сообщил неказистый мужичок, отходя от печки.
Словно компенсируя свой низкий рост и хилое телосложение, он крест-накрест обвесился пулемётными лентами поверх матросского бушлата, который был ему явно великоват размера на три. Что бы придать себе более грозный и воинственный вид, он нацепил ещё и "Маузер" в деревянной кобуре, которая, по тогдашней бандитской моде, болталась у него где-то на уровне колен.
— Держи — кося!
Спиридон протянул Зубоскалу вязальную спицу, острый конец которой на одну треть был раскалён в печи добела.
— Да ты тряпочкой обхвати, а не то, неровён час, сам обожжёшься…
Зубоскал так и сделал.
Трое за столом, сопя и икая, в полном молчании продолжали хлестать самогон.
Происходящее в избе их, казалось, абсолютно не трогало!
При виде спицы у Симакова захолонуло сердце: что ещё удумал главарь?
Ответ на свой вопрос он получил практически сразу же…
— Ну, Страж, давай, колись! — Зубоскал поводил спицей перед глазами Симакова,
словно товар лицом показывал, — Опять молчишь? Зря! Твоей же жене хуже будет!
Кривляясь, он повернулся к Клавдии
— Куда бы нам ей спицу вогнать? Не подскажешь? Может быть с глазика нач-нём?