Колодец с живой водой

Почему-то мне показалось, Аманда имеет в виду нечто большее, чем совместная поездка на очередной модный курорт.

– Дополнительные каникулы – это надолго? – уточнил я.

Аманда шагнула к моему столу и поцеловала, крепко прижавшись губами к моим губам.

– Надолго. На всю жизнь, если захочешь.

Это был первый и единственный раз, когда она открыто заговорила со мной о браке. И именно благодаря этому случаю я узнал, что папаша Пикеринг установил в моем закутке подслушивающее устройство. Я понял это по тому, как радикально изменилось его отношение ко мне после этого разговора с Амандой. Пикеринг почти перестал вызывать меня к себе для разговора лицом к лицу и начал отдавать распоряжения исключительно при помощи электронной почты. Кроме того, стоило Аманде только заикнуться о том, что мы поженимся, – и буквально на следующий день я оказался в самолете, который унес меня далеко на запад. За два последующих месяца я провел в Бостоне от силы дня четыре. День благодарения я встречал на нефтяной платформе в Мексиканском заливе в компании вечно пьяных, пропахших потом техасцев, а когда Аманда позвонила, чтобы меня поздравить, я услышал на заднем фоне голоса папы Пикеринга и Брендана, которые над чем-то весело смеялись. Для меня это был знак, который нельзя было не заметить: мы с Амандой попали в шестеренки гигантской машины, которые неумолимо перемалывали нас и наши чувства.

Я был уверен, что «жучок» в моем кабинете – еще не все и что Маршалл наверняка подслушивает и наши разговоры по мобильной связи, поэтому я решил заставить его раскрыть карты.

– Помнишь, ты предлагала куда-нибудь поехать этой осенью? – спросил я.

– Конечно. Я все время об этом думаю, но…

– Так когда же мы поедем?

Когда она ответила, в ее голосе звучала улыбка.

– Ты имеешь в виду всей семьей или только мы двое?

– Это уж как ты решишь.

Аманда немного помолчала.

– Папу это убьет.

– Нет, – сказал я бодро. – Думаю, ничего с ним не случится.

* * *

Буквально через неделю после Дня благодарения Брендан, явившись утром на работу, обнаружил, что его кабинет – такой же закуток в общем зале, как у меня, – не только существенно вырос в размерах, но и – о чудо из чудес! – переместился на верхний этаж, где находился офис самого Маршалла. Больше того, новый кабинет Брендана и офис босса находились практически рядом, буквально дверь в дверь, так что, если бы папе Пикерингу вдруг понадобился Оззи-Чудотворец, ему достаточно было лишь слегка повысить голос.

Этим мистер Пикеринг, понятно, не ограничился. Мы, его «мальчики», вкалывали как каторжные, но Аманду он решил сделать чем-то вроде «лица компании», поэтому она все чаще присутствовала на разного рода торжественных приемах и даже участвовала в нескольких пресс-конференциях. Похоже, старик хотел, чтобы в ближайшем будущем переговоры с потенциальными клиентами от его имени вела именно Аманда. Это, в свою очередь, означало, что по мере того, как отец станет предъявлять к ней все большие требования, времени у нее будет оставаться все меньше и меньше. В таких условиях ни о каких совместных планах не могло быть и речи.

Ну а потом папе Пикерингу подвернулась кофейная компания «Синко Падрес», и я снова надолго покинул Штаты.

Глава 5

Ветер набрал силу и развел шестифутовую волну, сделав последний отрезок пути небезопасным или, во всяком случае, не слишком приятным. Мне, впрочем, приходилось путешествовать и в худших погодных условиях, но на катерах большего размера, которые прекрасно справлялись с волнением. Именно поэтому, добравшись до особняка Колина, я оставил «Легенду» у причала и продолжил путь на шестидесятифутовом «Бертраме».

Нос яхты мерно поднимался и опускался на каждой волне, брызги высоко взлетали и садились на стекло ходовой рубки передо мной. Одним глазом я следил за радаром, не забывая поглядывать и в зеркало заднего вида, но там была лишь тьма, которую не прорез'aл ни один огонек, и от этого мне казалось, будто я вглядываюсь в собственное прошлое.

Да, когда-то мы с Колином вместе пускались в далекие и опасные морские путешествия, и я не думал, что его отношение ко мне вряд ли могло перемениться. И все же, когда сквозь мглу впереди замерцали огни Майами, у меня невольно засосало под ложечкой при одной мысли о том, что случившееся может причинить мне – нам всем – немало боли и страданий. А самое главное, я не мог избавиться от подспудного ощущения, что в происшедшем есть и доля моей вины.

* * *

Часа через полтора я был уже в отделении интенсивной терапии педиатрического отделения больницы «Ангел милосердия». В палате, куда я вошел, было тихо и довольно темно, но я сразу разглядел Колина, который, согнувшись и спрятав лицо в руках, сидел на неудобном больничном стуле. Одет он был в изрядно помятый и порванный смокинг – похоже, со вчерашнего вечера он так и не переоделся. Плащ, галстук и широкий шелковый пояс-кушак исчезли, спереди на рубашке темнело засохшее кровавое пятно, и я подумал, что он либо нес Марию на руках, либо прижимал ее к себе. Черные кожаные туфли Колина потеряли блеск и были измазаны в грязи.