Колодец с живой водой

– Я хотел… Я заглянул к вам, чтобы сказать: я намерен сделать одну вещь, и, если бы вы были живы, я бы непременно спросил вашего позволения, но поскольку вы… поскольку вас нет и мне не́откуда узнать, как бы вы отреагировали на то, что́ я задумал, я… я заранее прошу у вас прощения на случай, если бы вы вдруг не одобрили мой поступок. Иными словами, я все равно сделаю то, что собирался, и… и я прошу у вас прощения и за это тоже. Я почти не знал своего отца, сэр, и меня нельзя назвать хорошим человеком… Скажу больше: я никогда не был хорошим человеком. Напротив, я сеял вокруг себя одно зло и ничего, кроме зла, тогда как вы были источником добра для многих и многих людей. Я был полной вашей противоположностью, а ваша дочь очень похожа на вас. И ваша внучка Изабелла, кстати, тоже похожа… Вот увидите: из нее непременно вырастет вторая Паулина Флорес, а может быть, даже вторая Мать Тереза. Вы можете ими гордиться, сэр!.. Но вернемся ко мне. Мне нечего сказать в свое оправдание, кроме, быть может, одного: я знаю, что́ делаю, и знаю зачем… – Тут я поглядел на рюкзак, который опустил на землю рядом с могилой. – То, что я несу сейчас на плантацию, это… Ничего подобного я еще не делал, но у меня такое чувство… Нет, я не уверен, что смогу отличить добрый поступок от злого, но если то, что я намерен сделать, – зло, тогда… тогда я просто не знаю, что́ можно назвать добром. Надеюсь, вы понимаете, о чем я, сэр?.. На самом деле я просто хочу сказать… – Слезы выступили у меня на глазах, покатились по щекам и, смешиваясь с соком манго, закапали на землю. – Я хочу сказать, что на самом деле мне было бы приятно узнать, что вы одобряете мой замысел и не имеете ничего против. Ну а если быть откровенным до конца, мне бы хотелось, чтобы вы мною гордились, потому что я собой горжусь. Впервые в жизни, сэр! То есть мне кажется, что я мог бы собой гордиться… Мне уже больше сорока, и за все это время я не совершил ничего такого, о чем мог бы вспомнить без стыда, но сейчас… сейчас мне хотелось бы похоронить все свои дела здесь, рядом с вами, закопать как можно глубже, чтобы никогда о них не вспоминать! Только одна вещь, единственная в моей жизни, достойна того, чтобы ее не закопали подальше от людских глаз, а… посадили. Пусть она растет, пусть цветет и радует других. Эта вещь – единственное, что способно меня пережить, и я надеюсь, что она в какой-то мере может искупить совершенное мною зло, вернуть хотя бы частицу того, что я продал много-много лет назад.

Я доел манго, потом липкими пальцами достал из кармана медный компас с увеличительной линзой, который я купил в строительном магазине, и привязал его прочным шнуром к одному из крестов. Магнитная стрелка с красным кончиком качнулась влево, вправо и наконец остановилась, показывая точно на север, располагавшийся где-то за вершинами Лас-Каситас.

– Сэр, я сорок лет жил как попало, двигаясь, куда влекли обстоятельства, не сверяя свой курс даже с простым компасом. Я понятия не имел, где находится север, не знал, куда лежит мой путь, и поэтому, словно корабль, который идет по морю вслепую, я не раз налетал на рифы и мели. Стоит ли удивляться, что мое прошлое – это лишь груды ни на что не годных обломков? Пока я не оказался здесь, на этой горе, я даже не задумывался, насколько это необходимо – знать, откуда и куда ты идешь. Быть может, я и теперь бы об этом не задумался, если бы Лина не подобрала меня в грязи и если бы Изабелла, эта не по годам смышленая, невероятно любопытная и бесконечно добрая девочка, не приподняла мне веко, чтобы убедиться, что я еще жив. Думаю, с этого все началось. Именно это стало моим вторым рождением. Я получил еще один шанс… – Я провел пальцами по стеклу компаса. – Вы долгое время были компасом для множества людей, хотя сами, быть может, никогда не думали об этом. И вы стали компасом для меня, чтобы я мог сверять по вам свой курс. Надеюсь, что вы не против…

Я долго мочал, потом добавил:

– Если вы вдруг против, если сейчас вы смотрите на меня с небес и качаете головой, что ж… Я готов попросить прощения и за это. Мне не впервой совершать ошибки… – Тут я неловко усмехнулся: – Если я чему-то и научился за свои сорок лет, так это превращать собственную жизнь черт знает во что.

Я поднялся, чтобы уйти, но снова остановился. Обернулся:

– Мне кажется, сейчас я иду на эту гору только потому, что мне известен по крайней мере один случай, когда человек смог перечеркнуть прошлое и начать жизнь заново. Я имею в виду Пауло… Никто не хотел с ним связываться, и только вы дали ему шанс. Вы единственный закрыли глаза на его прошлое, потому что увидели… увидели, каким он может стать. И сейчас я стою здесь как проситель, в надежде, что где бы вы ни были – под землей или уже на небесах, ни слой глины, ни расстояние не помешают вам разглядеть, каким могу стать я.

Еще одно спелое манго лежало на земле в нескольких футах от меня. Я шагнул вперед и, не обращая внимания на шумные протесты обезьянки, поднял его, очистил и поднес к губам, чтобы снова ощутить на языке вкус Никарагуа.

* * *