Колодец света

Но с тех пор, как Атланты утвердили в человечестве ритуал поедать трупы, сомнение в истинности их божественного происхождения, приводило к Истине и Вере. И каждый раз, едва человечество, идущее за искаженной истиной, падало в материю, — как тут же появлялись силы, отрывающие его от земли и устремляющие дух к небу.

И пока человек не понимал необходимости самопознания, пока в нем не возникала такая необходимость, он продолжал оставаться пленником.

Паутинка сна плотно оплела лицо Лики. Но даже во сне различала она чей-то голос, обращенный к ней.

— Человек — дьявол, — говорил этот голос, — страдающий от самого себя. И будет он пребывать таковым до тех пор, пока не очнется. Пока не выйдет из состояния гипнотического сна. Пока, проснувшись, не изучит, а, изучив, не полюбит, а, полюбив, не исправит себя.

И она разорвала оковы сна, эти липкие, противные волокна паутины. И, очистив свое жилище огнем, проветрив его воздухом, отогрев лучами солнца и зарядив энергией своей души, то и дело принимающей дары из высших сфер, где, затаив дыхание, воинство любви наблюдало за тем, как на Земле разворачиваются события, в которых принимает участие их Сущность, приступила к мытью полов.

— Исправляя себя, — говорила Лика, — человек, прежде всего, сталкивается с необходимостью убрать среду своего обитания. Ненавижу грязь во всем!

Она латала свои миры. Она изо всех сил стремилась починить ту самую крышу над головой, которую разрушила когда-то. Давно. Когда еще она не только помнила себя, но и была тем, кого потом долго вспоминала. Когда она была Богиней.

Она латала ту самую крышу, которая являла собой небесную твердь в ее мире. Лика строила Абсолютную защиту над уже созданным ею, но еще недостаточно совершенным, миром.

И она устремилась к своим детям. К огромной части своего мира. Она хотела оградить их от их собственного невежества; заимствованной глупости; залетной злобы; пришлой зависти; и ничейного равнодушия.

Лика приставила к детям Ангелов, несущих знание, любовь и мир. Ангелов-хранителей.

21

Ведро Луны шлепнулось в колодец его памяти. Там, глубоко, где-то на самом дне, в самой душе, образовался невообразимый хаос, именуемый тоху боху.

Хаос, который и дал толчок мысли Всего.

Хаос, из которого зародилась жизнь, был погружен в сосредоточенное молчание.

Ужас пришел потом. Когда выяснилось, что Путь не только указан, но и заказан. Мало того, он был мало кем изучен. И Той попросил о помощи. Он обращался к Лике. Он говорил ей те же слова, что некогда Один повторял своей возлюбленной:

— Я прошу твоей помощи, моя любовь. — Говорил Той. — Я взываю к тебе с мольбой! Вот все, что я прошу у Бога: не знаний я прошу у Него, не сил и не умения. Я молю его о вере! Прошу тебя, помоги мне, любовь моя. Поверь. Поверь в меня.

Ведь все, что теперь происходит с нами, все, что случилось с тобой и со мной, — ведь это все равно — впервые…

Я — малое дитя, только что появившееся на свет.

Я учусь в свои сорок лет всему заново.

Учусь все видеть, слышать, чувствовать, понимать.

Я учусь ходить.

Радоваться и нести добро.

И падать учусь тоже.

В памяти моей остался опыт иных жизней, отличных от той, которая вырисовывается сейчас. Но я сам выбрал эту жизнь однажды.

Я выбрал ее осознанно, и сам привел себя к тому ужасу, который врезался рубцами вечного возвращения в душе моей.

А в памяти переживания было чувство несвободы, вызванное заточением души. И было это заточение не на острове, и не в крепости, не в одиночной камере. Нет. Все намного было проще. Все намного было сложней.

Ужас скрывался во мне самом. Он заключался не в том, что осознание все же пришло. Ужас был в том, как пришло осознание.

А пришло оно через бездну времени, а точнее — безвременья. Когда времени еще не было и быть не могло.

Его осознание приходило через тот ад, воплощением которого для многих являлась Луна. Он видел ее из глубин своего колодца, где пребывал песчинкой, мнящей о себе, как о части вселенной.

…Луна была тем самым организмом, что питался органической жизнью Земли. Организм, который только еще создавался во Вселенной. Организм, который интенсивно рос, приобретая и объем, и массу.

Луна росла за счет энергии поглощенных ею душ… Правда, это была иная Луна. Но и он тогда был не Тоем.

Он полз из глубин своей памяти к свету.

Он карабкался изо всех сил вверх, и он не желал больше никому такой участи.

Он не хотел никому такой тюрьмы, прежде всего, он не хотел ее снова для себя.

Однажды испытав подобное, душа Тоя больше не в силах была стать кристаллом лунного грунта.

— Сколько миллионов лет понадобится этому чудовищу, — говорил он, глядя в небо, — чтобы, пресытившись нашей энергией, человеческой кровью и душами, стать тем, чем является теперь Земля? И сколько миллионов лет эволюции необходимо будет этой новой Земле, чтобы при благополучном стечении обстоятельств, при условии правильного выбора, стать новым Солнцем?..