Колодец забытых желаний

Никто никогда не помогал им, и Вероника привыкла жить с ощущением, что «они сами справятся, и им никто не нужен», и чувство благодарности, восторга, почти любви к Олегу Петровичу, такому незнакомому и чужому, было для нее совершенно новым.

Раздумывая о том, как все вдруг стало хорошо, и еще о том, что нужно бы купить чего-нибудь вкусного к ужину, хотя денег маловато и до зарплаты далеко, она пошла было по Волхонке к автобусной остановке, но тут ее окликнули:

— Вероника Павловна!

От неожиданности она поскользнулась, чуть не упала и нелепо взмахнула руками. Сквозь летящий снег к ней подходил Олег Петрович Никонов. Машина с распахнутой задней дверью и освещенным салоном маячила у него за спиной.

— Добрый вечер.

— Вы меня напугали.

— Простите.

Он подошел и посмотрел ей в лицо.

— Все в порядке?

— Да. Да, конечно! А Федор вам не позвонил разве?! Он должен был позвонить, хотя у них в отделе милиция была до самой последней минуты, а я ушла, чтобы просто подозрений ни у кого не возникло, почему я так долго сижу и домой не ухожу…

— Вероника Павловна…

— Простите меня, Олег Петрович, я сама не знаю, что говорю! Я волновалась очень, понимаете?..

— Понимаю. Мне нужно с вами поговорить.

— Конечно, конечно. Давайте поговорим. Прямо сейчас?

— Если у вас нет более важных планов на вечер.

— У меня? — поразилась Вероника. — Планов?! Нет у меня никаких планов!

— Вот и отлично. Тогда пойдемте в машину. Я подвезу вас домой, и заодно мы поговорим.

— О… Федоре, да?

Олег пожал плечами.

— Если хотите, можем поговорить и о Федоре, но у меня другой вопрос. Мне нужна ваша консультация.

— Моя консультация?!

— Давайте сядем в машину, — неторопливо предложил Олег Петрович. — И все обсудим.

И взял ее под локоть.

За последние лет двадцать никто не брал ее под локоть! Петр Ильич не в счет.

Она засеменила следом за ним к громадной, словно океанский лайнер, машине, и Гена, сидевший за рулем, поздоровался с ней, как со старой знакомой, и Олег пропустил ее вперед, и она забралась внутрь, он сел рядом, и машина поехала.

Все молчали.

Вероника тихонько отряхивала подтаивающий снег с куртки и стыдилась того, что капли летят на ковры, которыми был устлан пол в этой необыкновенной машине.

Она долго возилась, и Олег Петрович ей не мешал, смотрел в окно, и наконец, угомонившись. Вероника снова начала было рассказывать, как ему благодарна за все, что он для них сделал, и что они без него совсем, совсем пропали бы, а он все молчал.

Вероника выдохлась и замолчала.

В его присутствии она чувствовала себя ужасно — пятнадцатилетней нескладной девчонкой, а не женщиной за сорок, имеющей сына-жулика!..

— Все это превосходно, — сказал наконец Олег Петрович. — Просто превосходно!

— Что… превосходно?

— Все, что вы говорите, не может меня не радовать. Я просто счастлив, что мои старания так успешно завершились. Впрочем, еще не до конца. Я до сих пор не знаю, кто и за что убил Василия Дмитриевича, куда девалась шкатулка и где мне ее искать.

— Вы думаете, что шкатулка у Федора?

— У Федора ее нет. Скорее всего, она у того, кто убил старика.

— Вы думаете, что его убили из-за этой шкатулки?

— Скорее из-за того, что было в шкатулке. Собственно говоря, ваша помощь нужна мне как раз для того, чтобы разобраться, что именно там было.

Вероника удивилась:

— Вы не знаете, что там было?!

— Знаю. Я хочу вам показать, потому что ваш сын сказал мне, что вы работаете в отделе русской иконописи.

Вероника смотрела на него во все глаза.

— Ну да. Работаю. Но какое отношение шкатулка имеет к русской иконописи?!

— Вот именно поэтому я и хотел, чтобы вы все увидели своими глазами. Впрочем, мы уже приехали.

Машина въезжала на круглый дворик, засыпанный снегом, с фонарями и византийскими колоннами, поддерживающими портик.

— Я здесь живу, — буркнул Олег Петрович, увидев ее лицо. — Только в обморок не падайте! У меня мало времени, и хотелось бы, чтобы вы все время находились в сознании.

— Что?.. — переспросила Вероника.

Нет, конечно, все смотрели сериалы и еще программу на НТВ про ремонт — там время от времени показывали то французских графов, то английских герцогов, которые жили именно в таких местах. Программа программой, однако Вероника была совершенно уверена, что никаких таких мест на самом деле не существует и существовать не может, и людей, которые жили бы в таких домах, тоже не существует, и все это выдумки тех, кто снимает кино и сюжеты про ремонт.

Ну, трудно нормальному человеку вообразить, что можно жить… в Лувре! Почти невозможно.

Вернее, совсем невозможно.

Вероника старалась не смотреть по сторонам и на свое отражение в многочисленных зеркалах не смотрела тоже, ибо отражение это самой своей сутью оскорбляло окружающую роскошь и благолепие! И что-то вроде классовой ненависти вдруг кольнуло ее, и пришлось даже напомнить себе, что этот человек — не угнетатель бедных и несчастных, а спаситель ее сына и она ему «век должна быть обязана»!