Колодезь

А потом и сам Степан Тимофеич собрался в дальнюю дорогу.

Как-то о полдень по лагерю пробежал посыльный казачонок и просил быть к атаману всех прежде живавших в Персии. Когда народ собрался, Разин вышел из своего шатра, обряженный в халат из нанковой дороги, с плоской пуштунекой чалмой на голове и в стоптанных канибадамских сапогах. Внимательно оглядел лица пришедших на зов и произнёс раздумчиво:

– Замыслили мы с дружками малость по Персии побродить, но только чтобы на нас не глазели лишнего. Для того и переоделись. Ну как, станишники, сойдём мы за бусурманских гостей?

Собравшиеся молчали, не зная, что сказать, лишь Семён сплюнул на сторону и коротко ответил:

– Повяжут вас на первой же заставе.

– Отчего же так? – прищурился атаман.

– Купцами нарядились, – охотно объяснил Семён, – а едете на конях. Кони в Персии дороги, купцам на них разъезжать невместно.

– Что же мне, на ишаке ехать?

– На верблюде, – твёрдо сказал Семён. – И товаров с собой набрать, вьюков хотя бы полета.

– Хорошо... – протянул Разин. – Вот коли ты такой знаток, то при мне караванбаши и поедешь. И присоветуй-ка, караванбаши, каких товаров с собой взять, чтобы расторговаться с прибылью?

– Нафту везти в бурдюках, – Семён потёр лоб, соображая. – Лес, опять же, орехи...

– Провоняем нефтью, – недовольно возразил Разин, – а лес и вовсе везти не с руки – пупы разошьются. Может, шёлку набрать, его у нас знатно поймано.

– Шёлк в Ыспагани свой получше здешнего, – не согласился Семён. – Шёлк отсюда на Москву идёт и в Веденесию через Трапезун и Ляп-город. А на Ыспагань лесной мёд отправляют, вощину... – Семён помолчал, вспоминая, – ещё посуда деревянная ценится, только её здесь делать не могут, только бочки да ушата. А им мисы нужны, ставцы, кумки, чашки расписные... Ложки тоже, какие потоньше, полубоские.

– Тьфу, пропасть! Да что, у них своих лошкарей нет? Работа грошовая – баклуши бить, с неё и барыш копеечный!

– Э, нет! Работа, может, и недорогая, а из чинары ложки не вырежешь, тут липа нужна. На востоке деревянная посуда наравне с медной идёт. Это в Нижнем она дешева, так за морем и телушка – полушка.

– Вот оно как, – досадливо молвил старшой. – А я гадал, с чего это персидские гости у Макарья на щепной товар бросаются? Знал бы – захватил всякой всячины. А так, видно, не судьба нам лошкарничать. Придётся здешним товаром пробавляться. Так что пройдись завтра по амбарам и присмотри кой-чего годного. А в четверток, помолясь, выедем.

Так и вышло, что через пару недель шестеро знатоков фарси, перерядившись гилянскими купцами, подъезжали к шахиншаховой столице – славной Ыспагани. Семён, прежде бывавший здесь, стал в караванишке как бы за главного: разбирался с таможней, скупо платил на заставах, ежеминутно поминая Аллаха, доказывал что-то начальным людям. Степан Тимофеевич, слушая скаредные речи, только крякал от восхищения.

– Тебе, Семён, и впрямь не казаковать, а гостевать с руки. Нажился бы торговлей...

– Нет уж, – отмахивался Семён, – побродил на своём веку с барышниками. Мне эта торговля поперёк глотки стоит. А что с аскерами торгуюсь, так если с ними не торговаться, то они сразу недоброе заподозрят.

Расчёт прост – кто деньгой сорит, тому она легко досталась. А лёгкая деньга по всему миру одна – ворованная.

На такие слова Разин морщился, но терпел. А что сказать, если и впрямь живёшь на воровские деньги?

Шёл караван борзо, так что вскоре увидали на горизонте минареты ыспаганских мечетей. Город в Ыспагани плохонький, из глины насыпан, а посад столь велик, что в русских землях такого не найти. Лавки каменные в два этажа с арками, майдану края не видать. Бедный люд в посаде теснится в каменных домах, а кто побогаче – беки да тюфянчеи, те строят деревянные дворцы от столицы в стороне, среди садов. Сам шах так же живёт. Там же, неподалёку от города, стоит и невеликий дом богатого купца Мусы. В доме этом Семёну бывать не приходилось, едва объявившись в родном городе, Муса передавал раба судейским, и всё время, покуда хозяин жировал среди домашних, Семён кормил вшей в темнице. Однако где стоит купеческий дом – знал. Болтливый мавла однажды при выезде из города показал жилище Мусы. И теперь, как жених о встрече с невестой, мечтал Семён, чтобы купчина оказался в семейном кругу. Чего бы только не отдал за таковую удачу... о том ведает знающий душу людей.