Колодезь Иакова

Вместо клоаки, по которой еще год назад она шлепала в рваных ботинках, перед глазами, точно золотое кружево, вставало волшебное видение.

Она задрожала при мысли о том, что, может быть, всю жизнь только после потери будет познавать цену вещей.

Пароход огибал выложенный белым и черным мрамором старый Сераль. Вскоре от чудесного миража остался один только розоватый туман, в котором растворялась серая дымка стоящих в гавани пароходов.

На юге как-то внезапно выросли Принцевы острова. В воде плескались и кувыркались серебристые дельфины.

Утомленная кружащим голову воздухом, Агарь спустилась в каюту второго класса, где почти никого не было, и стала укладывать кое-как брошенные носильщиками вещи. Было у нее два прекрасных сундука, совсем новый чемодан и очень элегантный дорожный несессер. К каждому сундуку была прикреплена этикетка с четко выведенной надписью «Мадемуазель Жессика, балерина».

Для этой метаморфозы госпоже Лазареско понадобилось всего шесть месяцев.

Немного больше года прошло со дня первой встречи Агари с Линой де Марвиль, уже погрузившейся в тень, где одиноко гаснут падающие звезды.

Еще на том знаменитом ужине почтенная женщина, окончательно побежденная бросаемыми в сторону Агари взглядами и комплиментами присутствующих, взяла с нее обещание прийти к ней на следующий день. Этой девочкой определенно стоило заняться. Метод госпожи Лазареско, который оправдал себя несколькими блестящими удачами, заключался в том, чтобы на воздушные замки не тратить ни времени, ни труда, ни денег. Но, вместо того чтобы попросту пустить по рукам попавшую к ней девушку, она давала ей некоторое артистическое образование, ухитряясь даже распознать, в какой области было больше всего шансов на успех.

Для этого нужен был предварительный денежный вклад. Госпожа Лазареско не колебалась. Все расходы за короткое время покрывались каким-нибудь весьма скромным и серьезным господином. Для Агари такой «шкатулкой» стал Григорий Стамбулиан. Он дал госпоже Лазареско деньги на наряды и на соответствующее образование.

Надежду сделать из Агари певицу пришлось вскоре оставить. У нее был абсолютно не гибкий и маловыразительный голос.

В роли же танцовщицы она могла кое-чего достичь, и весьма быстро. К тому располагало и ее телосложение.

Высокая и худенькая, девушка имела длинные тонкие ноги и чудесную спину, и то сгибаясь, то откидываясь назад в танце, была так выразительна, что при ее бесстрастном лице казалось загадкой.

Через несколько месяцев Агарь танцевала уже сносно, хотя и немного холодно.

В первый раз для пробы она выступила на каком-то благотворительном вечере. Успех был такой, что она тут же могла получить весьма выгодное приглашение на любую в Константинополе сцену. Но опекунша ее этому воспротивилась. Госпожа Лазареско придерживалась того мнения, что никогда не следует выступать в огромном городе, ибо зависть оставшихся позади товарок рано или поздно побудит их откопать факты, часто весьма нежелательные для случайных покровителей.

Покончив с артистическим образованием Агари, тем временем превратившейся в мадемуазель Жессику, добрая Наталия решила приступить к ее светскому воспитанию, что, по ее представлениям, заключалось в умении извлекать как можно больше выгоды из мужчин.

Почтенная женщина имела на этот счет солидный запас бесспорных и весьма разумных правил: не доверять мужчинам, не придавать никакого значения мужской красоте, действовать всегда с большой осторожностью и т.д. В соответствии с этими правилами Григорий Стамбулиан был удален только тогда, когда нашелся другой, более щедрый покровитель.

С биржевика Галаты кроме денег на образование Агари, с предварительным вычетом в пользу госпожи Лазареско, было взято еще триста лир, тут же помещенных в Оттоманский банк.

Преемник Стамбулиана, граф Кюнерсдорф, уполномоченный финансовой комиссии, очень милый русский молодой человек, через три месяца должен был вернуться к себе на родину.

Он обратился к госпоже Лазареско с просьбой найти ему подругу, которая скрасила бы последние недели его пребывания в Константинополе.

Нельзя было пожаловаться на его щедрость. Но госпожа Лазареско считала, что Агарь извлекла далеко не все из такого прекрасного случая, и решила, что, путешествуя, последняя лучше узнает мужчин и жизнь. К тому же, уже две новые ученицы ждали своей очереди. С Агари взять было больше нечего.

Даже не предупредив ее, госпожа Лазареско от ее имени заключила контракт на два месяца с владельцем большого, открывавшегося в Салониках мюзик-холла.

И на этикетках, привешенных к чудесным сундукам и чемодану (знак особого расположения графа Кюнерсдорфа), она собственноручно сделала надпись.

Монотонно журчали пенистые зеленоватые, разбивавшиеся о борт струи, тени которых серыми пятнами проходили по белому потолку.