Колодезь Иакова

Де Биевр улыбнулся, заметив ее.

С первого же дня он почувствовал к ней симпатию. Дю Ганжу она только льстила. Шестидесятилетний возраст старика устранял всякое подозрение.

Поль Эльзеар поздоровался довольно холодно.

Она сделала вид, будто не замечает такого почти некорректного безразличия, и храбро взяла быка за рога.

– Вы были не слишком любезны со мной, Эльзеар.

– В самом деле…

– Ваш друг – свидетель.

Де Биевр пожал плечами. Было легко угадать, что оба уже спорили по этому поводу и один даже слегка пожурил другого. Но чувствовалось, что он не обвинит его в присутствии третьего лица.

– Де Биевр – ваш друг, – сказала Агарь. – Он мне не ответит. Он, без сомнения, прав. Но я думала, что он и мой… И вы тоже немного.

Поль Эльзеар всеми силами старался сохранить беспечность.

– Правду говоря, мне кажется, вы преувеличиваете. Вас забросали цветами. Я думал, что отсутствие моего скромного букета останется незамеченным. Он вам не нужен, чтобы жить, как многим бедным девушкам.

Она немного побледнела, но все же продолжала улыбаться.

Де Биевр, следивший с заметным беспокойством за состязанием, вмешался.

– Дети мои, – сказал он, – вы начинаете серьезно меня раздражать. Хватит, хватит! Малютка Жессика, будьте умнее. Седые старики всегда пользовались правом устранять некоторые недоразумения. Вы несколько раз обещали мне прийти позавтракать в мою трущобу на улице Вернейль. Назначьте сами день. Кроме нас троих, никого не будет.

– С удовольствием принимаю ваше предложение, – ответила Агарь. – Кстати, если господин Эльзеар в этот день должен писать статью о бедной девушке, для которой танцы не являются забавой, он может остаться дома.

– Постараюсь, – сказал совершенно побледневший Эльзеар.

На той же неделе, часов в одиннадцать утра горничная доложила Агари, что какой-то господин желает с ней говорить.

– Я не расслышала его имени и не осмелилась вторично его спросить. Но я сказала, что не знаю, дома ли барыня. Если госпожа не хочет его принять, я могу…

– Нет-нет, – сказала Агарь, – проведите его в гостиную и скажите, что я сейчас выйду.

Действительно, накануне Королева предупредила ее, что редактор «Комедии», молодой человек с большим будущим, хочет нанести ей визит.

Агарь согласилась.

Она вошла в гостиную и нос к носу столкнулась с Каркассонной.

Увидев ее, секретарь барона изменился в лице.

Она, чтобы не упасть, оперлась о стену.

– Каркассонна… – прошептали ее губы.

– Простите, я не знал… Я хотел говорить с мадемуазель Жессикой.

– Это я, – сказала она глухим голосом.

– Вы!…

– Я. Вы этого не знали? Значит, не они просили вас сюда прийти?

– Кто?

– Они, «Колодезь Иакова».

– Нет, сударыня, нет. Еще раз прошу меня простить. Я не совсем понимаю… Постараюсь вам объяснить, что привело меня сюда. Однако это совсем просто. Вы, быть может, не знаете… впрочем, нет, я помню, что говорил вам, когда вы приходили к барону, что на мне лежит обязанность централизации пожертвований для наших колоний в Палестине, ваше имя, вернее, имя мадемуазель Жессики, внесено в списки оказывающих нам самую значительную помощь евреев. Вот как я здесь очутился. Я не знал, сударыня, верьте мне!… Я страшно огорчен, страшно огорчен. Если вы желаете, чтобы я удалился…

– Нет, – сказала она, – вы должны остаться. – И она знаком указала ему на стул.

Крохотная сиамская кошка играла золотым поясом ее платья.

– Имели ли вы известия от них? – спросила Агарь.

– Известия из «Колодезя Иакова»?

Он низко опустил голову.

– Говорите, умоляю вас!

– Да, сударыня. Два раза. Мало в них радостного.

– Что там такое?

– Материальные трудности.

– Как? А деньги, деньги, которые мне обещал барон? Он, значит, не послал их?

– Я сам в тот же день их отправил. Но этого количества не хватило.

Агарь побледнела.

– Да, – продолжал Каркассонна, – несчастье будто поселилось в этой бедной колонии. Первое письмо мы получили в конце января. В нем говорилось о сделке с французской армией.

– Да, поставка вина сирийскому гарнизону.

– Вот именно. Сделка была ликвидирована французским интендантством. Кажется, цистерны, в которых хранилось проданное вино, были скверно построены. Короче говоря, вино прокисло. Интендантство отказалось принять его, и местный трибунал был принужден оправдать французов. Был внесен задаток. Пришлось его возвратить.

– Бог мой! – прошептала Агарь. – И что же?

– Тогда, сударыня, Кохбас в письме, о котором я упомянул, снова попросил у барона восемьдесят тысяч франков взаймы.

– И барон, конечно, согласился?

– Такого рода просьб у барона бесчисленное множество. Он должен хорошо подумать, прежде чем жертвовать. Существуют дела, так плохо поставленные, что поддерживать их – только даром тратить золото. Но я полагаю, что… – Он сделал вид, что хочет встать.

– Останьтесь, заклинаю вас! – сказала она. – А обо мне? Говорил он обо мне в письме?

– Да, сударыня, говорил. Простите, что я скажу вам чистую правду: можно было подумать, что он старался кое-что узнать о вас и в то же время боялся этих известий.

– Что же вы ответили?

– Барон – очень осторожный человек. Он решил, что лучше подождать второго письма…