Колодцы предков

Франек был от души благодарен нам за принятое решение, хотя мужественно и благородно готов был уведомить власти самостоятельно. Он с воодушевлением выдал разрешение перекопать всю свою собственность и вызвался принимать участие, забросив уборку. В этот раз на работу нас вывела не моя мамуся, а Тереза, смертельно обидевшаяся на Михала за предположение, будто она хочет вывезти часть наследства в Канаду. Она решительно возразила и объяснила, что заботится о своей чести и будет искать до последнего, исключительно для обогащения своих сестер и польской Родины. Она первой отправилась на покорение развалин, которые, по неизвестным причинам, понравились ей намного больше, чем колодец.

Кучу перед входом в развалины нам удалось растащить за один день, и вечером все беззаботно отправились спать. Утром оказалось, что все засыпано камнями, которые столкнули сверху.

Это стало невыносимо. Разъяренный Ендрек уведомил нас, что больше не выдержит и подкараулит негодяя с вилами. Если бы не воспоминание об упыриной роже Больницкого, которое напрочь отбивало все мысли о непосредственных контактах с противником, я бы и сама с чем-нибудь затаилась, хоть со сковородкой. Ситуация становилась слишком сложной, запутанной и напоминала всеобщее помешательство. Завал был явным доказательством деятельности упрямого убийцы, который никого не грохнул только потому, что рядом никого не было. Сторожить было слишком рискованно, а без охраны труд становился просто сизифовым. Отказ от услуг милиции в данной ситуации казался просто идиотизмом, а подключение ее усложняло положение Франека. Интенсивный труд преступника позволял надеяться, что мы близки к успеху. Тем более необходимо было что-то делать, чтобы преступник не успел больше нас. Однажды он мог поступить наоборот, и вместо того, чтобы уничтожать плоды нашего труда, использовать их и докопаться до сундука. Никто не сомневался, что эта отвратительная личность рассчитывает на то же сокровище, что и мы, зная о нем побольше нашего, это был единственный вопрос, с которым все согласились. Все остальное оставалось клубком противоречий.

От ночных дежурств нам удалось отговорить сначала Ендрека, потом Михала и мою мамусю. Люцине пришло в голову поставить на охрану заменитель, нечто среднее между пугалом для воробьев и магазинным манекеном. Мысль показалась нам чудесной, был шанс дезориентировать преступника. Он забеспокоится, возможно испугается и решит подождать, или будет долго сомневаться и за всю ночь ничего не сделает. Вместе с тетей Ядей, из старой одежды Франека, большого количества сена и некрупной дыни, которая должна была изображать лицо, маячащее во мраке, мы сделали замечательную куклу. Чтобы нашему детищу было что сторожить, пришлось заново освободить вход.

Последствия обмана были неожиданно страшными. Примчавшись утром за хлев, мы увидели несчастную куклу в жалком состоянии. Разорванное туловище и разбитая о камни дыня явно указывали, что виновник происшедшего измывался над своей жертвой, разозленный совершенной ошибкой. Самое удивительное, что порванные тряпки произвели на всех гораздо большее впечатление, чем настоящий труп. Воображение нашло себе пищу, и всей семьей овладел страх, будто только теперь незримое присутствие преступника и связанные с ним опасности были восприняты сознанием. Два законченных преступления и одно незавершенное были ничем, разбитая дыня, выпотрошенное сено и рваные штаны – вызвали почти истерическую панику.

Утешало одно – вход в подвал был засыпан неполностью. По-видимому, бандита удалось обмануть, он долго ждал, прячась от куклы, а потом разъярился и занялся местью. На земляные работы времени уже не хватило. Идея, приведшая к столь потрясающим последствиям, оказалась хорошей, но только на один раз.

– Ну, теперь не дай бог попасться ему в лапы! – вздохнул Франек, с грустью разглядывая оторванный от пиджака рукав.

– Слушайте, может это кто-то знакомый? – забеспокоилась тетя Ядя. – Пистолет совсем не лает. То есть лает, но как-то добродушно и всегда одинаково.

– Этому псу все село знакомо, – пожаловался Ендрек.

– И хорошо, что не лает, а то он отравит собаку, – испугалась я.

– Дура, пса тебе жалко, а то, что он людей убивает, ничего? – возмутилась Тереза.

– Собаку-то мы знаем... – пробормотала Люцина.

– На этот раз он убил только дыню, – одновременно с ней напомнила я. – Не путай...

– В любом случае, надо что-то делать, – энергично вмешался Михал Ольшевский. Он оперся на свою любимую алебарду, которую притарабанил из музея, спровоцированный упоминанием Ендрека о вилах. – Теперь понадобится что-то другое, второй раз он на дыню не клюнет. Будем думать во время работы!