Колодцы знойных долин

Приходили ко гусару молодые воины,
Кисеечку открывали, в лицо признавали,
Лицо в лицо признавали:
— Ты восстань, восстань, гусарик,
Наши кони вороные во поле кочуют…

Обойдя Пахома, казак заходил с другой стороны очага, и, когда дошел до постели и остановился, напряженно наклонившись над Зауреш, мушка пришлась точно в середину лба.

Грохнул выстрел.

Ошалело вскочил Пахом.

Оттолкнув завалившегося на нее казака, Зауреш бросилась навстречу сыну, прижала его к груди.

— Ваше благородие?! Очнитесь!..

Пахом подбежал к есаулу и отпрянул, увидев рядом дымящийся револьвер. Рука есаула бессильно лежала на кошме. Он растерянно оглянулся, увидел Степана и рванулся к нему. Приподнял, перевернул вверх лицом — Окровавленная голова Степана безжизненно повисла на его локте.

— Что же это? — Он с тупым страхом уставился на Зауреш. — Кто?.. — Потом повернулся на торь, где лежало распростершееся тело офицера. — Ваше благородие — вы?!

Оставив труп, Пахом снова приблизился к есаулу. Дотронулся ладонью до его лица и отдернул руку.

— Что же это, а? — Губы парня задрожали. — Как же я?..

Он схватил карабин, тут же бросил его и заплакал навзрыд.

Зауреш с сыном стояли у дальней стены и наблюдали за ним. Когда казак умолк, снаружи, словно в ответ, послышался торжествующий гул. Из Акшатау спешил буран. Казак заплакал опять, подняв лицо к потолку и раскачиваясь из стороны в сторону.

— Замолчи! — закричала на него Зауреш. — Что ты скулишь?..

Казак притих, словно только и ждал ее голоса, и покорно посмотрел на нее.

— Это были белые? — с дрожью в голосе справился Даурен.

— Да, сын.

— Что же ты скрыла от меня? — В голосе его прозвучала горечь. — Что же ты не сказала сразу?

— Подожди-ка! — перебила его Зауреш. — Ты слышишь?

Даурен прислушался. Знакомый гул и шелест ветра о стены. На них, наверное, образовались длинные углубления от ветров, подумал он вдруг. Весной надо обязательно заделать зализы, иначе начнет крошиться кирпич. Его крепость стояла прочно, шел буран, и впереди было много испытаний.

— Ты слышишь? — спросила Зауреш.

— Что, мама?

— Как будто голос… Голос Дарии. А вдруг она выздоровела и едет домой? — Она обняла сына и, чтобы он не заметил ее обмана, отвела повлажневшие глаза в сторону. — Весной ей нужна будет чистая колодезная вода…

— Вырою колодец, — сказал Даурен.

Порыв ветра ударил о стены.

Невысоко висел черный жаворонок и, приветствуя рождение мудрости, сыпал на землю короткие серебристые трели. По солончакам, с хрустом пробивая копытами льдистую корку, пробиралось стадо длиннорогих сайгаков. Вожак, не опасаясь старой женщины, вел стадо на водопой. Издалека донесся гул поезда, и Зауреш пришла в себя.

— Джигиты, — определила она. — Уносятся вдаль. Лето ли, зима ли, им все равно. Все равно… Мой Даурен не вернулся из боя. А золотоволосая все бежит.

Она посмотрела на юг, туда, где лежали пески Тайсойгана, способные продлить жизнь старым людям. Горячий ветер плыл над землей и пахло не песками, а белой солью ближних озер.

— Бабушка! — раздалось чуть ли не над самым ее ухом.

Зауреш вздрогнула.

— А! A-а, это ты, доченька!

Пылало солнце, и невдалеке, почти на самом гребне холма, стояла знакомая желтая «Волга».

— Вы же перегрелись! Разве так можно?

Зауреш не сдвинулась с места.

— Поедемте домой.

— А ты сделаешь мне ложе из песка?

— Конечно! Мы же уже договорились, бабушка… Возьму отпуск и съезжу в Тайсойган. А сейчас поедемте домой. У меня операционный день, надо подготовиться.

— А когда ты приехала?

— Только что.

— Нет, я не об этом… — Старуха протестующе подняла руку. — Ты же должна была учиться! Многому научиться! Помнишь, как ты уезжала из Тайсойгана? Мы с Дауреном провожали тебя.

— Это же мама! — Девушка рассмеялась. — Вы говорите про маму.

— Мама! — повторила за нее старуха с упреком в голосе, и глаза ее неожиданно стали строгими. — Я сколько раз ей говорила: отыщи красного командира.

— Я об этом совсем не знала. — Сердце девушки горько сжалось. Вчера они всей семьей смотрели телевизионный фильм — пела труба, глухо вторил ей барабан и неслись по полю конники, все дальше и дальше, а позади свернул в сторону одинокий конь с упавшим на гриву командиром. — О золотом песке, слышала, вы ей говорили, а об этом… Думала, его… уже нет в живых.

— Может, я и не говорила ей об этом, — пробормотала старуха.

Внучка понимающе улыбнулась. Взяла бабушку за руку и повела к машине.

— Ты как две капли воды похожа на Дарию, — сказала старуха, вспоминая начало разговора.

Внучка согласно кивнула.

У машины Зауреш остановилась и внимательно прислушалась. Ей показалось, впереди пространство между небом и землей полно мужских голосов, и они тяжелы, словно отвесно падающий летний дождь, прижимающий синие молнии к земле.

От этих молний, говорил Сатыбалды, плавятся пески и становятся золотыми. А под ними всегда близки грунтовые воды.

ДОРОГА ТОЛЬКО ОДНА роман

ДОЛГОЕ УТРО