Колокол

Присутствие в школе Ника Фоли было ощутимо для Майкла с самого приезда. Нику в ту пору было четырнадцать, и он был ребенком исключительной красоты. Умный, дерзкий мальчик, он был для сверстников средоточием любви и ненависти, заводилой и местной знаменитостью. Иссиня-черные вьющиеся волосы, будь они подлиннее, походили бы на шапочку гиацинта, но были всегда тщательно подстрижены и обрамляли его продолговатое лицо эффектно небрежными завитками. Носик был слегка вздернут. Лицо у него было бледное, и поразительные глаза — темно-серые, с длинными ресницами, тяжелыми веками, которые всегда были прищурены, то ли для того, чтобы подчеркнуть длину ресниц, то ли для того, чтобы показать свою проницательность, хотя и в том, и другом сомневаться не приходилось. Красиво очерченный рот обычно был искривлен ироничной усмешкой или с угрожающим упрямством поджат. Он был мастером по части гримасничанья и из лица своего творил самые разные маски — тревожные, умильные, соблазнительные. В классе он обычно принимал сардоническое выражение лица да еще для пущей важности свешивал свои длинные руки через спинку парты. Учителя в нем души не чаяли. Майкл же, еще слепой к его достоинствам, считал его не очень далеким. Так было в первый год.

На второй год Майкл по прихоти расписания стал видеть Ника гораздо чаще. Он не мог не заметить, что мальчик проявляет к нему не просто интерес. Ник в классе теперь сидел, глядя на Майкла с откровенным, прямо-таки провокационным восхищением. Правда, если он его спрашивал, оказывалось, что за уроком Ник всегда следит. Майкл сердился, он считал, что его разыгрывают. Потом мальчик изменил свое поведение: сидел на уроке, не поднимая глаз, со смущенным видом, путался в ответах. Лицо его стало более искренним и оттого более привлекательным. Майкл, к той поре уже заинтригованный, догадывался, что Ник, прежде притворявшийся на потеху одноклассникам, теперь, вероятно, по-настоящему страдает. Ему было жаль мальчика, он считал, что тот стал скромнее, вообще лучше, и пару раз виделся с ним наедине.

Майкл прекрасно отдавал себе отчет в том, что чары Ника толкают его на сомнительную дорожку. Он знал, что неравнодушен к этим чарам, но опасности не ощущал — столь крепка была его счастливая уверенность в будущем. К тому же прежде его увлекали только сверстники, и потому свою привязанность к Нику он считал хоть и специфической, но не опасной. В той радости, которую даровала ему близость этого юного созданья, он не чувствовал ни греховности, ни предвестия беды и даже когда обнаружил в себе прямо-таки физические проявления страсти, то не ужаснулся, а продолжал весело и беззаботно встречаться с Ником всюду, где их сводила школьная текучка, поздравляя себя при этом с новым умением владеть собой и вести безмятежную духовную жизнь. В молитвах имя мальчика в числе других невольно слетало с его уст, и с щемящим чувством радости он открывал в себе неистощимые способности служить добру, которые требовали необычного воздаяния.

Случилось так, что спальня Майкла, служившая ему и кабинетом, располагалась в том крыле здания, где в основном помещались кабинеты администрации, и после пяти часов оно пустело. Дверь — Майкл обычно держал ее незапертой — выходила на пустырь, поросший невысокими деревцами и кустарником. В комнате он хранил и свои книги, так что мальчики порой забегали к нему — продолжить начатый в классе разговор или посоветоваться о реферате. Пару раз и Ник провожал его после урока, если не успевал довести до конца какую-то мысль или получить ответ на вопрос, и топтался в дверях, пока не надо было бежать на следующее занятие. Позднее он стал пользоваться менее ограниченными правами старшеклассника и в свободное от уроков время мог бродить, где ему вздумается. Как-то вечером, в самом начале осеннего семестра, около семи, когда Майкл работал у себя в комнате, в дверь постучали, он отворил и увидел Ника. Это был первый случай, когда мальчик явился без приглашения. Он спросил какую-то книгу и тотчас исчез, но задним числом Майкл пришел к выводу, что им обоим трудно было тогда скрыть свои чувства, и уже в ту минуту им стало ясно, что неминуемо произойдет. Ник пришел снова, на сей раз после ужина. Он вернул книгу, они поговорили о ней минут десять. Он взял другую. Стало обычным, что он может заглянуть где-то после ужина. В крохотной комнатке Майкла мурлыкала газовая плитка, за окном сгущались октябрьские вечера. Сумерки были долгими, зажигали настольную лампу…