Следующая стадия операции была не менее сложной. Большая железная тележка, на которой должен был стоять новый колокол, по счастью, имела брата-близнеца. Существование этого близнеца и делало план вообще выполнимым. Как только колокол будет в амбаре, надо пропустить стальной трос через одну из больших балок и лебедкой поднять колокол с земли. Из этого положения его можно бы опустить на вторую тележку и закрепить. Тележку можно будет без особого труда провезти в четверг ночью по бетонной дороге у леса, которая шла чуть под уклон в сторону Корта. Дорога вела по прямой, через огород, к конюшням и к навесу, где уже стоял бы новый колокол, облаченный для своего завтрашнего путешествия. Тут и состоялось бы «переодевание» колоколов. Цветы и прочее убранство тележки скрыли бы от острого глаза какие-нибудь незначительные различия между близнецами. Вот если бы колокола оказались совершенно разных размеров, это действительно была бы загвоздка, но Тоби, который исподволь вызнал размеры нового колокола и, как мог, обмерил старый, был уверен, что они приблизительно совпадают. Новый колокол, уже разоблаченный, был бы затем водворен в один из пустых денников, в который никто никогда не заглядывает, — и на том операция завершилась бы. Самой рискованной представлялась последняя ее часть, в противовес трудноисполнимым предыдущим, но, поскольку конюшня была в некотором удалении от дома и никто из общины в ближайшей к нему стороне не спал, надежда, что никто ничего не услышит, все-таки оставалась.
Под конец оставалась еще одна докука. Вторая железная тележка, на которой бы надо перевезти старый колокол, всякий день была в употреблении в упаковочном сарае. Миссис Марк использовала ее как стол, на ней она раскладывала все свои товары, прежде чем подогнать ее для погрузки к багажнику машины. Увези ее Тоби в среду ночью, ее хватятся в четверг. Так что увезти ее надо ночью в четверг. На четверг останется минимум дел в амбаре. В среду колокол будет поднят на протянутом через балку тросе до точки, которая, по расчетам Тоби, будет чуть выше уровня тележки. Тут будет пущен в ход второй трос, который Тоби обнаружил в кладовке, они проденут его в ухо колокола, намотают на балку и закрепят в разлучине ближайшего дерева ломом, вставленным в кольцо, которым оканчивался трос. Первый трос, прицепленный к трактору, затем можно снять и оставить колокол на весу. Трактор вернули бы на пашню в четверг рано утром. Четверг колокол повисел бы в амбаре. Дора собрала множество зеленых сучьев и вьюнов, которыми его можно было бы замаскировать; действительно, обнаружение его в этот день было крайне нежелательным. В четверг ночью они привезут тележку и подставят ее под колокол. Если расчеты Тоби, включающие и прикидку на то, что трос может провиснуть, будут достаточно точными, обе поверхности сойдутся без зазора; если же его расчеты будут не совсем точными, тележку можно будет и приподнять немного, вкопав в пол камней и еще чего-нибудь, чтобы достать до обода колокола. Трос тогда можно было бы снять, и колокол оказался бы на тележке. Это хитроумное приспособление делало трактор во вторую ночь ненужным.
Технические детали этого плана вызывали в Тоби нечто вроде экстаза. Все в нем было так трудно и в то же время так изысканно осуществимо — Тоби вынашивал его как произведение искусства. Был этот план еще и его данью Доре, и доказательством самому себе, что он любит. С того самого момента, как в часовне Дора услужливо заполнила тот безликий образ женственности, к которому Тоби вопрошающе обратил свои склонности, он стал чувствовать себя под ее господством или, как он это довольно точно выразил, под ее командованием. То, что Дора была замужем, волновало его очень мало. В его намерения не входило делать Доре какие-либо признания, обнаруживать, словом или жестом, состояние своей души. Он находил гордое удовлетворение в этом умолчании и чувствовал себя скорее как средневековый рыцарь, что вздыхает и страдает по даме, которую едва-то видел и которой никогда не будет обладать. Это понимание ее удаленности делало живое ее присутствие и легкое дружелюбие, с которым она относилась к нему в ходе их странного предприятия, еще более восхитительными. Для него она была само величие и авторитет, а свежесть чувств, которые она вызывала в нем, давала ощущение едва ли не возвращенной невинности.