Колокол по Хэму

Шлегель пришел в себя лишь через десять минут, и я уже начинал опасаться, что ударил его слишком сильно, когда он дернулся и застонал. За это время я обыскал его вещи: одежда, белье, бритвенный прибор, восемь галстуков, деловой дневник, в котором не было ничего, явно напоминавшего шифры или коды, и папка с документами, касавшимися его работы в компании «Акос Марафон» в Рио. На дне большего чемодана я также обнаружил 9-миллиметровый «люгер» и 26 тысяч долларов хрустящими сотенными купюрами.

Шлегель вновь застонал и шевельнулся. Я стоял позади него чуть сбоку и следил за ним. Он опять шевельнулся. Я увидел, как дрогнули его ресницы. Вспомнив, что случилось, и осознав, где он находится и что с ним происходит, он широко распахнул глаза.

Вероятно, труднее всего ему было понять, в чем, собственно, дело. Прямо перед ним, у него на виду стояли чемоданы — наверху переворошенного содержимого одного из них лежали пистолет и деньги, на стопке белья в другом — аккуратно сложенные белый пиджак, брюки, синяя сорочка, белые туфли и красный галстук. Я заметил, что Шлегель осматривает самого себя; он почувствовал, что его руки связаны изолентой за спиной и увидел, что на нем остались только трусы, майка и черные носки. Потом он обратил внимание на то, что его привязали к бочке из-под горючего, и опять застонал. Стон заглушила липкая лента, которой я заклеил ему рот.

Я подошел поближе, поставил ногу ему на щиколотки и слегка надавил, так что он перекатился вместе со ржавой бочкой. Лицо Шлегеля побагровело от прилившей крови. В руке у меня были две полосы липкой ленты, и я прижал их поверх глаз немца, прежде чем он успел отвернуться. Из-под ленты на его губах послышался очередной стон. Я перекатил его обратно, так, чтобы его ноги коснулись земли и ему было легче дышать.

— Слушайте меня внимательно, Шлегель, — быстро заговорил я по-немецки. — От того, что вы скажете в ближайшие несколько минут, будет зависеть ваша жизнь. Будьте очень осторожны. Говорите только правду и ничего не скрывайте. Вы меня поняли?

Шлегель попытался что-то сказать, потом кивнул.

— Sehr gut <Очень хорошо (нем.).>. — Я сорвал ленту с его рта. Шлегель вскрикнул, но я прижал острие ножа к его шее, и он умолк.

— Имя! — отрывисто произнес я. Я уже давно решил, что немецкий — самый лучший язык в мире для допросов.

— Теодор Шелл, — по-английски ответил Шлегель. — Я технический советник сталелитейной компании «Марафон» в Рио-де-Жанейро, с филиалом в Сао... Ай! Не надо этого делать! Полегче!

Я вспорол его майку вдоль спины, запустил лезвие ножа за резинку трусов и разрезал их. Кое-где на его теле выступила кровь.

— Ваше имя, — повторил я.

От страха Шлегель тяжело задышал. Он ерзал на бочке, его ноги в черных носках тщетно искали опоры в рыхлой почве, лицо еще больше покраснело.

— Теодор Шлегель, — прошептал он.

— Ваша кодовая кличка?

Шлегель облизал губы.

— О чем вы? У меня нет никакой...

Я провел острием ножа по его ягодицам. Шлегель завизжал.

— Можете орать, если хотите, — сказал я. — Вас никто не услышит. Но всякий раз, подняв шум, вы будете наказаны.

Визг прекратился.

— Ваше кодовое имя?

— Салама.

— На кого вы работаете — на Абвер или АМТ VI?

Толстяк нерешительно замялся. Я переложил пистолет в левую руку, взял правой отвертку и окунул ее лезвие в тавот.

— Кто вы? — зашептал Шлегель. — Что вам нужно? Кто вам платит? Хемингуэй? Я заплачу больше. Вы еще не видели деньги... А-а! Господи! Прекратите! Ради всего святого!

— Заткнитесь, — велел я и, как только воцарилась тишина, нарушаемая лишь всхлипами Шлегеля, повторил:

— Абвер или АМТ VI?

— Абвер, — ответил Шлегель. — Пожалуйста, не повторяйте больше этот прием с ножом. Я заплачу вам любые...

— Молчать! — Я принюхался. От страха Шлегель обмочил бочку и свои ноги. — Расскажите об Альфредо, — произнес я.

— Альфредо? — переспросил Шлегель. — Подождите минуту! Стойте! Да... я вспомнил эту кличку. Альфредо — это Альбрехт Энгельс. Он находится в Бразилии.

— А передатчик Альфредо?

— Мы называем его «Боливар».

— Вы им пользовались?

— Nein... nein! <Нет... нет! (нем.)> Это правда! В прошлом году я потратил двадцать «contos»... тысяч долларов из своих личных денег, чтобы установить передатчик в Гавее.

— Имя радиста? — спросил я.

— Первым был Георг Кнаппер. Год назад его переправили в Штаты. Теперь со мной работает Рольф Траутманн.

«Работал», — подумал я. Четыре месяца назад Траутманн был арестован в ходе совместной операции ФБР и бразильской полиции, пока Шлегель плавал на «Южном кресте».

— Какова роль гауптштурмфюрера Бекера в вашей нынешней деятельности? — спросил я.

Я заметил, как напряглось тело Шлегеля. Какой бы ужас ни внушал ему я, куда больше он боялся Бекера.

— Кто? — заговорил было он и тут же вскрикнул:

— Нет!

Не надо! Матерь божья... Стойте! Остановитесь! Я все скажу!

Ради бога, прекратите!

Я вынул лезвие отвертки и вытер ее о траву.

— Итак, Бекер, — сказал я.

— Он работал с нами в Бразилии, — выдохнул немец. Его ноги тряслись. Из-под липкой ленты вытекали слезы, подрагивая на щеках и подбородке.