Колокола истории

Само давление на сербов в 19941995 гг., часто иррациональное, не признающее в них субъекта, не имеет ли оно антироссийский и антирусский характер, по крайней мере косвенно, опосредованно? Порой создавалось впечатление, что западная зацикленность на сербах, притом, конечно, что сербы не ангелы (а хорваты не боснийцы ангелы?), есть отчасти результат эффекта замещения: для Запада в мире после окончания Холодной войны сербы, Сербия ситуационно как бы заняли место русских, место СССР. Это те, над кем можно непосредственно торжествовать так, будто бы Запад победил (СССР) в настоящей войне. К тому же раньше сербов трогать не моги: Югославия была картой, которую Запад разыгрывал против СССР, и потому на Западе не вспоминали о хорватах-католиках, ни о мусульманах в Югославии. Кто такие? Без надобности.

Не показало ли поведение Запада по отношению к сербам, помимо прочего, то, как мог бы в принципе повести себя Запад по отношению к России и русским, если бы Россия не имела ядерного оружия и т. д.? Похоже, на сербов многие на Западе проецировали отношение к России и русским. Отношение, которое к самой России к самим русским продемонстрировано быть не могло. Не получили ли сербы оплеухи, предназначаемые в воображении тех, кто раздавал, русским? Сербы это «русские понарошку»? Вот убивали только по-настоящему.

На Балканах Запад в 1994–1995 гг. показал зубы не арабам, не сомалийцам, не латиноамериканцам. Европейцам же, причем тем, которым когда-то сладко улыбался, которых когда-то «гладил по шерстке», чтобы использовать против СССР. Теперь смена вех. Теперь зубы видны не в улыбке, а в оскале. Что нужно делать, когда кто-то со всей очевидностью, демонстративно показывает зубы? Вообще-то бить по зубам, причем необязательно своими силами и средствами, можно чужими внешняя политика такое позволяет. Но не всегда нужно бить по зубам. И не всем. Дело не в том, что Запад сейчас силен, а мы нет. И не в том, что, быть может, все стороны в экс-Югославии разыгрывали спектакль, замешанный на краткосрочной конъюнктуре (выборы у нас и в США), нефти, крови и, как часто это бывает, глупости сильных (сила есть, ума не надо). и не в том дело, что, как еще в XIX в. говорили умные люди, Великая Сербия вовсе не в интересах России. Дело в долгосрочной целесообразности.

Да, нужен Холодный мир с Западом, иногда очень холодный. И мир этот должен гарантироваться крепко сжатым русским кулаком — в мире слабых не любят и тем более не уважают, и это проецируется даже на отношение к советским/россиянам за рубежом, как сознательно, так и подсознательно.[51] Но политика России под звон Колоколов Истории не должна быть антизападнической. Она должна быть это тривиально, но факт пророссийской. Разумеется, когда Запад ведет себя по отношению к России так, как он ведет себя в экс-югославской ситуации, у кого-то в России может возникнуть соблазн повернуться спиной к варягам, лицом к «обдорам», к Востоку, возобновить игры с Ираком, Ираном, Китаем. В качестве краткосрочной меры (и то реализуемой крайне осторожно) это возможно. Но в качестве даже среднесрочного курса это едва ли приемлемо. И не только по чисто геополитическим соображениям, чтобы избежать превращения России в местность, которая нам знакома «как окраина Китая» (хотя и это тоже). И не только потому, что голодные, с многочисленным населением, среди которого много молодежи, страны Юга значительно опаснее для нас (и чем дальше, тем больше будут опасны), чем сытые, с большим процентом пожилого населения страны Севера, которые не претендуют на нашу территорию.

Главное заключается в том, что при всей политической, исторической или даже этнокультурной неприязни, недоверии многих на Западе к России (и в России к Западу), при стремлении не допустить Россию на мировой рынок (а кто себе враг? Политико-экономическая игра это игра с нулевой суммой; уважать себя можно только заставить, и надо это сделать) Русская Система заинтересована в существовании Запада, в нормальном функционировании Западной Системы. Это объективный интерес, и требуется виртуозная политика с исполнителями-виртуозами, чтобы конкурировать с Западом (Севером) исторически, не усиливая при этом то, что поднимается на Востоке (Юге), и не подрывая Запад (и себя) метаисторически. Разумеется, такой курс крайне затруднителен без аналогичного подхода и понимания со стороны Запада, понимания того, что в нынешнем деуниверсализующемся мире, только Запад и Россия являются носителями универсалистских черт, только они созданы христианским историческим субъектом, представляя реализацию его двух альтернативных проектов собственнического и временного в одном случае, властного пространственного в другом. Других проектов не было. В мире, где физическое и социальное пространство христианского (и белого) человека сужается, где социальные конфликты все более принимают религиозно-этническо-расовую форму, ни Запад, ни Россия сами по себе не устоят.

Дом, разделившийся в самом себе, не устоит.